Читать книгу - "Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко"

проповедь, была делом чрезвычайно долгим. Во многих приходах были лишь те, кто мог читать проповеди, а священники, обладавшие правом осуществления таинств, появлялись лишь спорадически, прибывая время от времени из соседних регионов. В 1567 г. лишь 250 из примерно тысячи шотландских приходов имели постоянных священников. Тридцать лет спустя в стране было уже 539 священников, в то время как около 400 приходов имели лишь чтецов[147].

Исчез сам ритуал мессы, семь католических таинств были сокращены до двух, крещения и причастия, никогда теперь не предоставляемых без проповеди. Этот процесс затронул все части Шотландии, включая Хайленд, гэлоговорящую треть королевства, где во всех приходах были назначены «чтецы», которые должны были произносить молитвы, но были лишены права вести проповедь и осуществлять таинства.

После 1567 г. Книга общей дисциплины, женевская книга служб, заимствованная в Шотландии, была переведена на гэльский язык. Но на гэльском было только одно издание, что, по сравнению с более чем шестьюдесятью публикациями на английском языке, существовавшими к 1644 г.[148], было непропорционально мало. Библия также переводилась на язык горцев с английского или латинского, и ее читали в течение часа по воскресеньям, а многие священники в прошлом были носителями классической традиции гэльских бардов[149]. Классический гэльский, на котором выполнялись эти издания, был гораздо дальше от используемой народной версии языка, чем английский вариант от языка, используемого в равнинной Шотландии. Этот языковой фактор, а также то, что священников, способных вести такие проповеди было катастрофически мало, и порой один священник служил в четырех приходах еще и в начале XVII столетия, что, впрочем, было характерно и для других регионов Шотландии, также обуславливал медленное распространение новой религии в широкие массы населения. Вместе с тем, хотя отсутствие письменных приходских источников, происходящих из Хайленда, долгое время вводило историков в заблуждение, позволяя считать, что в горные районы протестантизм долгое время, по крайней мере до XVII века, не проникал[150], нынешний уровень наших знаний о северной Шотландии свидетельствует о том, что среднее соотношение протестантских священников в 1574 г. в Хайленде и Лоуленде было в целом соотносимо.

Независимо от того, насколько быстро распространялись реформационные идеи, важно то, что, в отличие от английской, шотландская реформация не имела радикального характера. И именно массовая вовлеченность в этот процесс шотландских элит, причастных как к культовой и доктринальной стороне процесса, так и к его институциализации, обусловила этот факт. Согласно одному из современных объяснений шотландской реформации, в королевстве сложилась временная «коалиция» между реформаторами и обширной группой влиятельных людей, что и обеспечило ее успех[151]. Умеренность в организации и институтах была характерной чертой шотландской реформации, не стремившейся к коренной ломке сложившихся институтов и правил. Так, в отличие от Англии, например, в Шотландии не было Акта о единообразии общественных молитв, совершения таинств, других обрядов и церемоний, или не было Тест-акта, направленного на проверку лояльности тех, кто намеревался занять религиозные или публичные должности, по крайней мере до 1573 г.

Вопрос о причинах такого умеренного характера шотландской реформации остается открытым. Особенно он важен ввиду того, что радикальные действия были частью программы самого Джона Нокса, который призывая к этому в Перте, взывал к толпе, жаждущей разрушений, и в итоге почувствовал себя преданным, когда Шотландии удалось избежать радикального процесса реформирования церкви. Но и в этом процессе «блокирования» радикализма шотландские аристократы, как средние, так и высшие, сыграли решающую роль. В частности, лорд Джеймс Стюарт, в прошлом августинский настоятель Сент-Эндрюсского монастыря, а также лидер Лордов конгрегации, не впустил Нокса, а вместе с ним и бушующую толпу демонстрантов на первую католическую мессу Марии Стюарт в августе 1561 г., а некоторое время спустя спас монастырь, в котором комендантом был его сводный брат, от разграбления группой радикальных пресвитериан.

Дэвид Хей Флеминг, известный историк начала XX в., две главы своей монографии «Реформация в Шотландии» посвятил тому, что он назвал «характеристики» шотландской реформации. Начинает он с того, что пишет: «Если реформация в Шотландии может быть охарактеризована одним словом, то это будет слово «всесторонность». Это и было залогом ее успеха»[152]. Две последующие главы он посвящает значению реформации, и в них историк повествует об уничтожении книг, рукописей, зданий, алтарей и икон. Правда, замечает исследователь, масштабы этих разрушений были гораздо меньше, чем в Англии[153]. Работа Флеминга не оставляет сомнений, что ее автор религиозный человек, разделявший протестантскую веру. Для него реформация стала воздаянием папистам за злоупотребления, в которых погрязла католическая церковь. Его исследование было одной из последних работ, где предпринималась попытка комплексного изучения тех разрушений, которые реформация принесла Шотландии. Хотя после реформации в Шотландии осталось всего лишь два алтаря, в которых сохранились прежние украшения[154], лишь в нескольких эссе католических историков на протяжении всего XX в. ставился этот вопрос. И в этом «молчании» тоже, очевидно, определенный компромисс историков в оценках степени радикализации протестантской реформации в Шотландии.

Те характеристики шотландской реформации, о которых сейчас идет речь – радикализм и инновационность, умеренность и всесторонность – представляются порой взаимоисключающими. Но в этом, очевидно, сущность шотландского реформационного процесса, который начался как революционный, однако вслед за тем трансформировался в более осторожный мягкий вариант, заложив основу шотландской реформации, связанной, скорее, с консолидацией, чем с обострением противоречий, вроде тех, что были спровоцированы событиями 1559 г. Иными словами, шотландская реформация была в той же степени неистовой, что и умеренной.

Внедрение протестанских религиозных практик на территории королевства, порой медленно, но все же приводило к замещению традиций католических. Празднование особых дней литургического цикла и паломничество сохранялись во многих частях Лоуленда до самого конца XVI в. В округе Дамфриза, где прошло заседание Генеральной ассамблеи в 1588 г., «не было места дабы слышать слово Божие; не было порядка… из-за суеверий, царивших здесь». Двумя годами ранее объезд диоцеза Данблан выявил, что местные жители все еще поклоняются святым водоемам и чтят древние священные праздники. В то же время, в результате этих объездов лишь пять человек были обвинены в папизме[155]. В целом же организованный нонконформизм, как форма лояльности католицизму, был редкостью. Несколько иезуитских кампаний, организованных присланными священниками, были инициированы в конце столетия и преследовали цель наладить римско-католическое богослужение, однако массового распространения эти практики не получили. Возможно, что начиная с 1560 г. и до конца столетия лишь пятая часть представителей знатных фамилий сохраняла верность католицизму, укрывая в своих поместьях священников, но их деятельность не находила поддержки среди подавляющего числа шотландцев. И на протяжении всего XVII в. число католиков никогда не превышало 2 %.

Уже конец XVI столетия был