Читать книгу - "Другие времена. Антология - Антология"

class="poem">

Продолжается вечная гонка.

Патрулирует ангел в ночи.

И боксер ждет финального гонга,

и к больному несутся врачи.

Я захвачен заботой старинной

и забавой на все времена.

Помогите мне, Анна с Мариной,

и большая, в полнеба, Луна!

Но начертано звездным курсивом,

что всё только томленье и дым,

и что муза юна и красива,

вот и тянет ее к молодым.

На Парнасе тебя задержали,

моя радость, совсем неспроста.

Так и тянет сказать, как Державин,

что немотствуют ныне уста.

Не страшусь ни тоски, ни опалы,

ни безумного бега минут.

И в саду длинноногие каллы

дружелюбно при встрече кивнут.

Парк чудес

Лене Ханиной

В парк зайдешь — и сюрпризы такие начнутся!

Прилетает кукушка — крыловская птица.

Ничего не пророчит и выглядит куцо:

понимает, что в пифии вряд ли годится.

Лист кленовый без слова расстанется с веткой

и к ногам упадет, словно приз лотереи,

и напомнит об осени, желтой и ветхой,

и стране, где неплохо живется евреям.

Но пока еще лето горит бесшабашно,

без единого пятнышка синяя сфера.

Поменяться бы с кем-то судьбой баш на баш, но

это сделка плохая, по сути — афера.

Дальше — больше: река как подобие Леты

и гора — слепок той, где Сизиф тащит камень.

Сядь под ней, отдохни и пиши триолеты.

Все равно все друзья назовут их стишками.

А снаружи гуляет-поет себе быдло.

Разве важно, какого наречья и масти?

Поглядишь на него, чертыхнешься: «Обрыдло!»

Да уже не спастись от подобной напасти.

Но пока предо мной не открылся тот ящик,

обращаюсь с тоской: «Неужели, Всевышний,

никогда не дождаться чудес настоящих?»

— Были, были, голубчик, да только все вышли.

Продолжается вечная гонка.

Патрулирует ангел в ночи.

И боксер ждет финального гонга,

и к больному несутся врачи.

Я захвачен заботой старинной

и забавой на все времена.

Помогите мне, Анна с Мариной,

и большая, в полнеба, Луна!

Но начертано звездным курсивом,

что всё только томленье и дым,

и что муза юна и красива,

вот и тянет ее к молодым.

На Парнасе тебя задержали,

моя радость, совсем неспроста.

Так и тянет сказать, как Державин,

что немотствуют ныне уста.

Не страшусь ни тоски, ни опалы,

ни безумного бега минут.

И в саду длинноногие каллы

дружелюбно при встрече кивнут.

Леся Тышковская / Париж /

Фото В. Базана

Леся Тышковская родилась в Киеве. Окончила филологический факультет Киевского университета им. Т. Шевченко и Московский Институт Гештальта и Психодрамы. Кандидат филологических наук (монография «Мифы Марины Цветаевой»). Член Союза писателей Украины. Автор трех музыкальных альбомов, семи поэтических сборников. Стихи вошли в антологии «Освобожденный Улисс», «Антологию русского верлибра», «Киев. Русская поэзия. XX век», «Январский дождь. Поэты русского зарубежья», «Тени Европы», «Современный русский свободный стих» и «Русский стих Украины» и другие. Актриса театра и кино, автор-исполнитель моноспектаклей — one man show, объединивших пантомиму, книжную поэзию и театральную песню в «Театр Автора». Живет во Франции.

Посреди белых стен,

о которых когда-то мечтала,

я живу — как на белом листе:

всё пытаюсь сначала…

Короткие вспышки встреч

в жизни на ощупь.

Не разбиваться же насмерть

посреди мигающих фонарей.

Если бы ты существовал,

я бы ослепла.

Окружи темнотой надежды…

И жить, как Ундина.

И жить, как Ундина.

Забывать имена тех,

кто пил из моей реки,

радоваться новым именам.

В волосы вплетать поцелуи.

По щекам —

ручейки вместо слез.

Только ветер

может изменить лицо.

Как много желтых листьев

сентябрь срывает.

А мне казалось,

прощание лишь предстоит.

Вся нежность выпита.

И духота ночная

черешневую свежесть

в пряность вишни

преобразит,

а рты — в воронки ласки.

Но проступит

на тонких пальцах

кольцами рассвет.

И ивой — волосы.

И ветка расстоянья.

И лица, вспыхнувшие из темноты,

и взгляды неба в голых ветвях марта,

и беспричинная радость —

всё это не дает уйти

вовремя и с достоинством,

а превращаясь в молитву,

продлевает твое пребывание здесь,

твои следы на теле земли,

слова твои, впитанные воздухом —

всё, что развоплощает твой плен,

делает легче и вопросительней

твоё существование.

По дороге к небу

никогда не доходила

до последней ступени —

очень скоро начинала задыхаться.

То ли божественная лестница

поднималась всё круче,

то ли кислород уменьшался.

Опускаясь всё ниже,

никогда не оглядывалась.

То ли спешила домой,

то ли не понимала,

что возвращаюсь.

Заметив совершенство,

думаю о нем.

Пожелав совершенства,

молюсь о нем.

Приближаясь к совершенству,

ухожу всё дальше.