Читать книгу - "Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер"

вы за газетами для нас ходили, – обратился вдруг Куприянов к Лене. – Вот так мученик!

– Ах, это, наконец, безобразие, – сердито сказала Лена. – В конце концов я пожалуюсь на него главврачу.

– А вы лучше его накажите, – дал совет Куприянов, – вы его без обеда оставьте. Чтобы никакой ему аллапотриды и мальвазии не было, пусть поголодает.

Все засмеялись, и даже строгая Лена улыбнулась, но сразу же спохватилась.

– Это не мера воспитания – оставлять человека без пищи, – серьезно сказала она и подошла к окну.

– В такую жару и есть-то неохота, хоть бы дождь пошел, что ли, – скучным голосом объявил наш главный нытик Бурбышев.

– Тяжелое небо, – сказал Басюк, красноармеец из БАО, попавший в госпиталь из-за флегмоны в горле. – Тяжелое небо, – и самодовольно пояснил: – Это летчицкое выражение такое.

– Не летчицкое, а летное, – поправила Лена, глядя в окно. – Да, тяжелое небо, – повторила она задумчиво, – тяжелое небо.

«Может быть, она в эту минуту своего жениха-летчика вспоминает, а тот летит сейчас на задание по этому тяжелому небу», – подумал я.

В это время в палату вбежала сестричка Тоня из соседней палаты.

– Ленушка, сбегай за льдом, будь друг, – сказала она, протягивая Лене пузырь для льда и молоточек с металлической ручкой. – Понимаешь, Семенову опять плохо, а там еще двое у меня совсем плохие… Сбегай, будь друг.

Лена вышла из палаты, и Караваев сразу вытащил из-под подушки роман из испанской жизни и принялся читать вслух:

– «„О, я не посрамлю чести испанского гранда“, – воскликнул дон Моряк и, вырвав из ножен саблю, кинулся на дона Ходячего. „Кровь за кровь!“ – воскликнул дон Ходячий, и его сабля сверкнула под ярким кастильским солнцем, озарявшим лужайку у боскета, где сошлись соперники… Испуганные гости покинули стол, где дымилась аллапотрида, и, не допив бокалов с мальвазией, бросились к упавшей в обморок Кате из пищеблока. „О, до какого я дожил позора!“ – воскликнул престарелый отец…»

– Постой, – сказал кто-то. – Не наши, кажется, летят. Гуд не тот.

– Не наши, – подтвердил Басюк, боец из БАО.

В палате стало тихо, и только извне, с неба все нарастал натужливый гул моторов. И сразу же они завыли совсем близко, над самой крышей. Где-то в стороне торопливо и отрывисто начали бить зенитки.

– Сейчас кидать начнет, – сказал Басюк. – Вот сейчас…

Послышался тонкий нарастающий вой, потом удар.

– Близко, сволочь, кидает, – прошептал Караваев и испуганно спрятал под подушку книгу из испанской жизни.

Все молчали, вслушиваясь. Из коридора слышалась возня, топот ног – там вытаскивали в коридор койки с тяжелоранеными. Слышались их стоны и ругань от боли.

Где-то уже совсем близко упали две бомбы – два резких удара, и здание вздрогнуло, будто его кто-то пнул ногой. Пахнущий гарью взрывной ветер толкнул меня в лицо. Я вскочил, чтобы бежать, но увидел, что все столпились у двери и кто-то ползет, кто-то сорвался с койки и упал. В это мгновение ударило совсем рядом. Как на моментальном снимке, я увидел за окном мутный воздух, будто накоптила в гигантской коммунальной кухне гигантская керосинка, увидел упавшие солнечные часы, увидел Лену, бегущую к палате, на помощь нам. Она покинула ледник, прочный, как дот, который не пробьет никакая бомба, и бежала спасать нас, беззащитная и бесстрашная. В руке она держала пузырь со льдом и молоточек с металлической ручкой. От быстрого бега с ее головы слетела белая косынка, и волосы развевались по ветру. Раздался еще один взрыв – совсем близко. Я упал на пол, и меня по спине что-то шлепнуло – не очень тяжелое. Это просто отвалился кусок штукатурки.

Потом я услышал: самолеты больше не гудят над крышей, бомбы больше не падают. Я встал и пошел в коридор – там в широком коридоре было тесно, шумно. Тяжелораненых уже вносили обратно. Я тоже вернулся в свою палату и машинально стал брать куски штукатурки, что попали на мою койку, и выбрасывать их за окно. В ушах у меня гудело, я ничего не слышал. Я брал кусочки штукатурки и кидал их за окно, а потом взглянул налево, за перегородку. Из перегородки от взрывной волны выпали последние стекла, и весь вестибюль был как на ладони.

Первое, что я увидел там, это плачущую Люсю, сменщицу Лены. «Чего это она?» – подумал я. Потом увидел главврача и хирурга. Они стояли с растерянными лицами. «Чего это они?» – подумал я.

Потом увидел, в чем дело. Лена лежала на садовой скамейке в вестибюле. Крови не видно было, но лежала она неподвижно, и рука свисала, касаясь пола из синеватых метлахских плиток. Она лежала совсем не шевелясь, а над ней на стене висел уцелевший с довоенных дней плакат, где красивая молодая женщина стояла под цветущей яблоней, держа на руках улыбающегося ребенка.

И я молча вернулся на свою койку – что я мог сделать.

А через час в окно опасливо заглянул Ходячий. Увидав, что дежурной в палате нет, он, широко улыбаясь, влез в окошко. Он влез в окошко и удивленно остановился посреди палаты – он был удивлен, что никто не подшучивает над ним, как обычно. К тому, что штукатурка осыпалась кое-где и что вообще в палате не все, как всегда, он отнесся спокойно.

– А у вас тут, значит, бомбежка была, – сказал он. – С города все видел. И солнечные часы во дворе повалились. А там, в городе, хоть бы хны, – там бомбить нечего. Вон я что там в одном доме разваленном нашел – от такого подарка Лена уж не откажется, это уж настоящая вещь! Это в окно никто не выкинет!

Он вынул что-то из кармана халата и положил на ладонь.

– Во! Настоящий дамский золотой браслет!.. Я гляжу: что это между кирпичей блестит, нагнулся, стал разгребать, – а это браслет. Золотой!

Но все молчали, и Ходячий тоже вдруг замолчал. Но потом он, видно, решил, что мы сговорились молчать, чтобы позлить его.

– Не веришь, что золото! – сердито сказал он, подойдя к моей койке. – На, подержи!

Он насильно сунул мне в руку браслет. Браслет был дешевый, серебряный, позолота кое-где стерлась. Ходячий, видно, плохо разбирался в таких вещах.

– Это серебро, – сказал я, возвращая ему браслет. – Но браслет неплохой.

– Вот и я говорю, – обрадовался Ходячий. – Настоящий браслет. Уж если человеку повезет, то повезет… Но мне, конечно, на кой черт, это я специально для Лены, можно сказать, нашел… Думаете, легко ей с такими обормотами возиться, вроде нас?

Он сердито оглядел палату, ожидая ответа, и вдруг понял, что произошло недоброе.