Читать книгу - "Быть. Монография - Василий Леонидович Курабцев"

назад. Это был редкий, экзистенциальный случай в судьбе полководца. Христос тоже зарыдал в ночном Гефсиманском саду, зная о своем скором Распятии.

Серьезнейшую ошибку в отношениях с гитлеровской Германией допустил советский вождь, тиран и диктатор И. В. Сталин, которого все очень боялись. Н. С. Хрущев вспоминал о Сталине накануне войны так: «Его боязнь „спровоцировать“ немцев была просто-таки маниакальной» [35, 183]. Сталин рассчитывал оттянуть сроки войны, «задобрить» опаснейшего врага. Высказываются предположения даже о симпатиях Сталина к Гитлеру, о его ложной убежденности, что с Гитлером можно поладить. Поэтому, когда, например, руководитель ГУГБ НКВД В. Н. Меркулов доложил Сталину об очень серьезной военной информации из Берлина, Сталин не сдержался: «Послать ваш „источник“ из Штаба Герм. авиации к е… матери» [35, 181–182].

Как уже говорилось, ближний круг Сталина подыгрывал вождю: Л. П. Берия держал в приоритете «мудрое предначертание» Сталина вопреки объективной истине от чекистов-разведчиков; начальник разведывательного управления генерал Ф. И. Голиков отбрасывал многочисленную достоверную информацию в пользу «аналитики» вождя; аналогично поступал и адмирал Н. Г. Кузнецов.

Очевидно также, что Красная армия была не готова к войне в силу ряда объективных причин.

Маршал А. М. Василевский очень глубоко, аналитически объяснил поведение Сталина: вина Сталина «состоит в том, что он не увидел, не уловил того предела, дольше которого такая политика становилась не только ненужной, но и опасной. Такой предел следовало смело перейти (выделено мной. – В. К.), максимально быстро привести Вооруженные Силы в полную боевую готовность» и сделать все необходимое для отпора гитлеровцам [35, 183]. То есть Сталин не сумел поступить гибко, на опережение событий. Не распознал, интуицией не уловил, что, возможно, Гитлер лихо обводит его вокруг пальца (при этом шла также мощнейшая дезинформация Советского государства со стороны спецслужб Германии: якобы готовится атака на Великобританию).

В силу всего вышесказанного крайне парадоксально звучит мысль маршала Жукова о том, что к середине 1941 года СССР создал «блестящую армию и подготовил ее к обороне» [26, 293].

Но эта «блестящая армия» почти не обладала радиосвязью, а немцам удалось сразу нарушить нашу «проводную связь с войсками» [27, 10], в т. ч. с помощью диверсантов.

Но не удалось уберечь нашу авиацию – немцы сразу разбомбили ее в большом количестве прямо на аэродромах.

Но командующие сразу повели себя неадекватно, по сути, панически: Жуков обнаружил в середине 1941 года, что «командующие фронтами Кузнецов и Павлов… уехали куда-то в войска», а куда – неизвестно (так же поступали и другие командующие) [27, 13]. Поступали приказы о контрнаступлениях и «уничтожении» врага, хотя было совершенно непонятно, «где и какими силами противник наносит свои удары» [27, 13].

Но военные прогнозы нашего командования часто бывали ошибочны: например, полагали, что Гитлер будет держать на завоеванном Западе 50 % своих войск и авиации. На самом деле оставалось «там меньше одной трети, да и то второстепенных дивизий» [26, 56].

Но плохо учли, в том числе и по причине недостаточности разведданных, новую тактико-стратегическую специфику военных операций Гитлера и его Генерального штаба. Колоссальную роль в стратегическом успехе Гитлера сыграли господство немецкой авиации в воздухе и внезапность и мощь рассекающих массированных танковых ударов, с окружением группировок противника. «Характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался» [26, 56].

Но не сумели адекватно учесть опыт войны Германии с Францией, о которой помощник начальника Генштаба Я. В. Смушкевич написал так: «10 мая 1940 года немцы произвели одновременный налет на аэродромы Франции. …При наличии связи и хорошей организации такой налет мог кончиться большим поражением немецкой авиации», но этого не произошло (немцы летели малыми группами без истребителей) [58, 281]. Нечто аналогичное случилось и в начале войны Германии с СССР.

Но недостаточно учли опыт войны с Финляндией в 1940 году. Английский генерал Дж. Фуллер об этом пишет так: рассчитывали, что финский рабочий класс в ситуации войны сбросит власть «капиталистов», и поэтому вовсю использовали «радио, духовые оркестры и кино, однако совершенно упустили из виду стратегические и тактические аспекты войны» [58, 280–281]. Снова марксистская идеология сыграла злую шутку с большевиками. А ведь подобное было и в 1920 году в войне с «белопанской» Польшей.

Иными словами, с 22 июня 1941 года в нашей армии царили в целом, скорее, страх, ужас и беспорядок. Героизм многих солдат и офицеров не мог существенно повлиять на победное и наглое шествие нацистов по советской (русской) земле.

Жуков был послан на Юго-Западный фронт как представитель Ставки Главного Командования [27, 10], но он, конечно, не мог существенно изменить ход событий. Внезапность, стратегическая инициатива, численное и техническое превосходство и многое другое были полностью на стороне врага.

Тем не менее Жуков в своих «Воспоминаниях…» написал и о другой стороне войны: 24 июня произошел «разгром 57-й пехотной дивизии» немцев группы Клейста, но успех был частичен из-за малочисленности нашей авиации [27, 16]. С 23 по 28 июня наши, выбив немцев, удерживали Перемышль. Повсюду плохо работала наша разведка, управление войсками. Однако командующий 3-й немецкой танковой группой Герман Гот (его армия была наряду со 2-й танковой группой Гудериана основной ударной силой группы армий «Центр») в своих послевоенных мемуарах отметил: «Были мощные контрудары противника» [27, 2–23].

Особенно тяжело пришлось на Западном и Северо-Западном фронтах: немцы сумели сломить наше сопротивление и совершить мощный прорыв в направлении Минска и Прибалтики.

Жуков размышляет в «Воспоминаниях…»: в плане «Барбаросса» намечалось окружение и разгром главных военных сил СССР в духе блицкрига. Следовательно, если бы наши успели подтянуть к фронту основные силы из глубины страны, оказалось бы лучше? Ведь в Красной армии было мало противотанковых и противовоздушных средств, была мала подвижность наших войск. Значит, скорее всего, наши «не выдержали бы рассекающих мощных ударов бронетанковых сил врага». А дальше что, спрашивает Жуков? Что стало бы с Москвой? [27, 24].

Первый ответ под Ельней

Летом 1941 года немцы стремительно шли на Москву. Жуков в мемуарах говорит о «5–6-кратном превосходстве» немецкой группы «Центр», включая превосходство в воздухе, в танках, в мотомеханизированных войсках и другом. 28 июня (всего лишь через шесть дней после начала войны) наши оставили Минск. Обозначилась реальная угроза сдачи Москвы. Поэтому уже 26 июня на совещании у Сталина Жуков и другие генералы предложили срочно создать у Москвы «глубоко эшелонированную оборону, измотать» врага и провести контрнаступление с использованием новых войск, в том числе с Дальнего Востока. Никто не собирался проиграть войну. Сталин не покидал столицу.

Произошли и первые серьезные сбои блицкрига – это битва за Смоленск (10 июля –