Читать книгу - "Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский"

список «жертвователей» (как учреждений, так и отдельных лиц), число которых приближалось в 1912 г. к тридцати. Среди них (в алфавитном порядке): А. А. Кауфман (приват-доцент Санкт-Петербургского университета), И. И. Майнов, Э. К. Пекарский, А. Д. Руднев, В. П. Сукачев (подаривший кружку комплект журнала «Сибирские вопросы»), Л. Я. Штернберг и др. Не приходится сомневаться, что с каждым из названных лиц «библиотекарь» встречался и вел переговоры.

Упомянуто в печатном перечне и несколько студентов. Один из них – Марк Азадовский, пожертвовавший в библиотеку Сибирского научного кружка два издания (возможно, из личной библиотеки)[51]. Много лет спустя, обращаясь к своей ученице, иркутянке А. А. Богдановой, М. К. писал:

Письмо же Ваше меня очень порадовало. Меня порадовала Ваша бодрость, энергия, любовь к литературе и к Сибири. Я вспомнил и свои студенческие годы, и то увлечение, с каким мы работали в Сибирском научном кружке и сибирских землячествах. В свое время я развил огромную энергию по добыванию книг для библиотеки Кружка, и мы скопили очень ценную библиотеку. Все это хранилось в Университете в помещении Сибирского научного кружка, около VIII аудитории. Вам следовало бы разузнать, куда это девалось[52].

К студенческому периоду относятся и первые выступления М. К. в печати. Колыбелью его научно-литературной деятельности следует считать ежедневную хабаровскую газету «Приамурье», возникшую в 1906 г. Когда М. К. установил отношения с редакцией «Приамурья» и с кем именно он был связан, мы не знаем. Первое его выступление в этой газете, считавшейся весьма либеральной, датируется апрелем 1911 г. и представляет собой публицистическую заметку, посвященную… кинематографу. Посмотрев в местном «Иллюзионе» картину под названием «Падение Трои»[53], начинающий филолог возмутился «печатью пошлости», обезобразившей одно из прекраснейших творений мировой литературы – поэму Гомера. Размышляя над особенностями и «опасностями» нового явления массовой культуры, каким был тогда кинематограф, М. К. писал:

Далеко уйдя от тех задач, которыми руководствовались изобретатели (роль научного пособия), кинематографы постепенно обратились в особого рода театры с своеобразной поэзией, трагедией, комедией, моралью. Его драма – похождения воров, фальшивомонетчиков, сыщиков; его комедия – издевательство над чьими-нибудь страданиями: кого-нибудь за что-нибудь бьют… его юмор не идет дальше какой-нибудь женщины в трико, бесстыдно танцующей среди цветов или волн…[54]

Все это, по мнению автора заметки, способно лишь растлевать «не только вкус, но и душу». Особенно возмутило М. К. высказанное в те дни на страницах «интеллигентной газеты» (т. е. «Приамурья») суждение о том, что изучать произведение Гомера можно и по переделке оффенбаховской «Прекрасной Елены».

Поместив этот негодующий полемический текст, редакция сочла нужным сопроводить его следующим «врезом»:

Каких только писем не поступает в редакцию!

В интересах беспристрастия мы все-таки дали место и письму г. Азадовского. Отчасти разделяя содержание письма и настроения автора, вылившиеся в первой вступительной части его письма, мы совершенно не принимаем ни брошенного нам упрека, ни прочих соображений автора, касающихся картины «Разрушение Трои» <так!>. Вообще, вся вторая часть дышит непродуманностью и самоуверенностью. Отвечать автору по существу мы считаем бесполезным[55].

Таким был литературный дебют М. К.[56]; с ним же связана примечательная и отчасти загадочная библиофильская история.

В личной библиотеке М. К. хранилось Полное собрание сочинений Ф. И. Тютчева в одном томе[57], на шмутцтитуле которого сделана запись рукой М. К.: «Куплено на первый литературный гонорар. Лето. 1911». Связана ли эта запись с заметкой в «Приамурье»? Была ли еще какая-то другая публикация 1911 г., до сих пор не выявленная? Или эта владельческая запись сделана позднее, по памяти? Как разрешить противоречие между годом издания книги и датой «Лето. 1911»? Разобраться в этом вопросе до настоящего времени не удалось[58].

Сотрудничество Марка Азадовского в хабаровских газетах («Приамурье», «Приамурская жизнь») продолжалось и в 1912–1914 гг.; общее число выявленных публикаций составляет на сегодняшний день десять названий. Тогда же, весной 1911 г., начинается и его лекторская деятельность. Первая публичная лекция состоялась в Хабаровске 30 мая 1911 г. в Народном доме и называлась «Личность Белинского»[59] (в связи со столетием со дня рождения); об этом событии свидетельствует владельческая надпись на книге «Фауст»[60]: «В память о моей первой публичной лекции 30 мая 1911 года. Хабаровск. М. Азадовский». Одновременно с М. К. выступал и А. П. Косованов; его лекция называлась «Белинский умер, Белинский жив». Газетная хроника, появившаяся на другой день, сообщает, что «народу было много и лекции очень понравились»[61].

Отдельно следует сказать об Экскурсионной комиссии Сибирского научного кружка, в работе которой «кандидат от Хабаровска» также принимал деятельное участие[62]. «Экскурсанты» пользовались поддержкой другого объединения, возникшего на грани 1907 и 1908 гг., – Общества изучения Сибири и улучшения ее быта. Возглавляемое академиком В. В. Радловым Общество развернуло в последующие годы масштабную работу: отделения были созданы в разных сибирских городах (Омске, Иркутске, Чите, Благовещенске, Якутске и др.). Особой активностью отличалось иркутское отделение, председателем которого в 1912 г. стал этнограф и юрист (бывший народоволец, позднее – эсер) М. А. Кроль (1862–1942)[63], секретарем – Исаак Гольдберг, активным участником – этнограф и историк И. И. Серебренников (1882 – после 1940). Общество всячески поддерживало экскурсионную работу кружка[64]; с его помощью и совместно с сибирскими землячествами Петербурга удалось осуществить несколько экскурсий в Сибирь (разумеется, в летнее каникулярное время) – «с научными целями». В числе «эксурсантов» был и Марк Азадовский, уже в те годы связанный с Обществом. «…Принимал участие в экскурсиях сибирской учащейся молодежи в Сибирь, организованных О<бщество>м изучения Сибири, – напишет он в автобиографии 1918 г. – Добытые мною совместно с другими товарищами коллекции по этнографии и археологии Примор<ской> обл<асти> хранятся в Музее Этнографии и Антропологии имени Петра I при Акад<емии> Наук»[65].

Особенно удачной оказалась студенческая экскурсия, проведенная летом 1911 г. под руководством М. А. Рейснера. «Экскурсантами собраны и привезены обильные материалы по энтомологии, этнографии (между прочим, костюм шамана) и статистике. Для разбора всех собранных материалов Академия наук отвела экскурсантам особое помещение», – сообщалось в печати[66]. Именно тогда, осенью 1911 г., возникла мысль о выставке собранных работ, которая открылась через несколько месяцев 16 февраля 1912 г. в здании Российской академии наук. Это был своего рода публичный отчет о работе, проделанной за четыре летних сезона: 1908–1912. Открытию выставки предшествовало заседание совета Общества, субсидировавшего ежегодные экспедиции[67]. Зал Академии был переполнен; присутствовали известные исследователи Сибири и Русского Севера (А. А. Макаренко,