Читать книгу - "Сестра печали и другие жизненные истории - Вадим Сергеевич Шефнер"

воли не дают, они их закабалили, они их эксплуатируют – и только. А вообще-то, все животные умнее, чем мы думаем. Это мы их не понимаем, а они нас понимают.

Вася был парень веселый, добрый, все в группе его любили. С чем ему не повезло – так это со зрением. Я хоть одним глазом видел, зато видел им отлично, а он был сильно близорук на оба глаза, носил очки. Из-за этого на него иногда вдруг грусть нападала, и ругал он свои глазенапы, свои очки надоедные. Как-то раз, желая его утешить, я сказал, что с очками люди до глубокой старости доживают и на житуху не жалуются – и ты, Васек, еще много лет проживешь, и на красотке какой-нибудь женишься, и меня, одноглазого, переживешь. Но не сбылось это мое пожелание-предсказание. Дружил я с Васей и после окончания фабзавуча, потом стали мы встречаться все реже, и у него, и у меня новые друзья завелись, а после войны узнал я, что погиб Вася Бугров в блокадном Ленинграде. Тогда же узнал я, что на фронте погиб Коля Дорин, лучший ученик нашей группы. Это был удивительно добрый и остроумный парень, любимец всеобщий.

Многим ребятам из нашей группы не суждено было вернуться с фронтов, многих девчат и ребят угробила блокада. А оставшиеся в живых после войны встречались, перезванивались, переписывались. Но годы идут. Недавно умер Зиновий Сосин, соученик мой по ФЗУ. Теперь я переписываюсь-перезваниваюсь только с Аней Рейдер и Нюрой Тихонковой. Неужели только они да я от нашей группы остались? Неужели никого больше из ребят-фабзайцев уже на свете нет? Неужели я – последний?..

* * *

В ФЗУ были две керамические группы. Когда на втором году обучения началась производственная практика, одну группу прикрепили к фарфоровому заводу имени Ломоносова, а другую, нашу, к заводу «Пролетарий»[12]. Это означало, что после окончания ФЗУ мы там и работать будем. Завод Ломоносова (бывший – Императорский) известен всему миру, издавна знаменит своей художественно расписной посудой; при нем даже музей есть. А «Пролетарий» – это завод электротехнического фарфора, о нем и в Ленинграде-то не все знают. Но я был рад, что именно там буду работать. В те годы многие молодые люди, в том числе и я, считали, что все имеющее отношение к быту, включая сюда и посуду, – это дело мелкобуржуазное; только мещане отпетые могут всерьез интересоваться всякими там вазами и сервизами. То ли дело электрофарфор! Он срочно нужен стране! Идет электрификация деревень, строится могучий Днепрогэс!

Уже во время практики мы имели право выбирать будущую специальность. Я выбрал горновой цех. Почему я избрал эту огневую профессию? В ней виделось мне нечто романтическое, морское. Пусть я буду кочегаром не на корабле, а на суше – но все-таки кочегаром! И до сих пор благодарю судьбу за то, что она подсказала мне этот выбор, за то, что мой трудовой путь начался с горнового цеха.

Горновой цех

1933 год. Горн № 6. Мой первый рабочий день. Вечерняя смена. На мне комбинезон, брезентовые рукавицы и кочегарские очки-консервы с синими стеклами. Я напялил себе на лоб эти очки с самого начала смены, чтобы все знали и понимали, что я не кто-нибудь, а кочегар. А понадобятся мне они через два часа, когда я кончу прогрев («прокурку») топок и перейду на мазутно-паровые форсунки.

У стены – штабель метровых сосновых поленьев. Именно сосновых. Ни дуб, ни береза, ни ольха для горна не пригодны. Здесь нужно длиннопламенное топливо, а самое длинное пламя дает сосна. Зарядив все четыре топки поленьями, натесав ножом-тесаком щепок и тоже засунув их в топки, я наматываю на железный прут заранее припасенную тряпку, сую ее в ведерко с керосином – и поджигаю. С этим факелом обхожу топки, потом спешу в цеховую конторку и оттуда сообщаю по телефону в заводскую пожарную часть, что шестой горн зажжен.

Вернувшись к горну, как заведенный хожу вокруг него, заглядывая в топки, подкидываю в них поленья – и все время меня гложет тревога: вдруг какая-нибудь топка заглохнет?! Работа эта мне не в новинку, я ведь был на производственной практике. Но тогда за обжиг отвечал не я. А теперь именно я отвечаю. Вдруг осрамлюсь?

Но все, слава богу, идет нормально. Через два часа я перестаю подкармливать топки дровами, звоню в котельную, заказываю давление, смотрю на манометр, вставляю в топки форсунки. Вглубь топок устремляются рапиры огня. Теперь горн гудит и будет гудеть до перехода на беспаровые форсунки… Но не хочу надоедать читателям техническими подробностями. К тому же милые моему сердцу горны уже в те времена, когда я обслуживал их, утратили свое техническое величие. Уже тогда на «Пролетарии» был построен новый заводской корпус, а в нем – длинная, монументально-мощная Тоннельная Печь. Печь непрерывного действия, чудо техники XX века! Но поработать в том корпусе мне не довелось.

…Топки гудят ровно, все четыре – одинаковыми голосами. Я уже не бегаю вокруг горна, а чинно прохаживаюсь и даже по сторонам поглядываю. Соседний горн тоже готовят к обжигу. Вход в него («забирку») заделывает кирпичом печник Асмолов по кличке – Табачный Царь. Я знаю его по производственной практике. В цеху его так прозвали потому, что когда-то, до революции, был знаменитый табачный фабрикант Асмолов. Печник Асмолов к тому буржую никакого отношения не имеет, даже не курит, но на кличку откликается без обиды. Когда-то он работал печником-строителем где-то в Псковской области. Об этой бывшей своей работе он вспоминает с уважением – в ней есть свои тонкости. Надаром прежде печникам всегда платили за работу вперед – не то что всем остальным. Если какому-нибудь скупердяю печь кладешь, тут можно крепко подгадить. Можно, к примеру, незаметно вмуровать в кладку бутылочку с водой или, еще лучше, с ртутью – и туда иголок набросать. Тогда печь каждый раз после того, как протоплена, будет время от времени издавать загадочные, неожиданные звуки – будто домовой в дом вселился. Знает Табачный Царь и еще одну производственную тайну: когда перед кладкой печи размешиваешь глину, в нее надо чуть-чуть помочиться; благодаря этому печь будет прочной, ибо такая глина крепче схватит кирпичи.

Кроме основной специальности, у Табачного Царя есть и другая. Он – лжец. Лжец с узкой специализацией. Он любит похваляться своей мужской силой и непобедимостью. Перед ним, по его словам, ни одна женщина устоять не может. При этом он такие интимные подробности выдает, что закачаешься.