Читать книгу - "Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова"

службы, по тому, что происходило у алтаря. Значит, наступило седьмое число. Но почему же опять подступает боль? Нет, это не могут быть схватки, ещё же рано! Но разве я знаю, что такое схватки? Я же не рожала ни разу, а когда мама рожала Лену, мне было двенадцать, как той сейчас, и я мало что понимала, да и не спрашивала никогда у мамы, как это бывает, что чувствуешь… А следовало бы, да? Смысл службы снова утекал от меня, я уже не в состоянии была вернуть внимание к торжеству, употребляя все силы на то, чтобы совладать с болью. Но мои потуги закончились тем, что я ощутила, как промокают мои колготки, как стекает что-то по ногам и они начинают мёрзнуть. Помимо страха и ужаса, я испытала такой стыд, какого со мной не случалось никогда, разве что когда Тэян впервые потащил меня в душ, насильно раздев. Я понимала, что не описалась при всём честном народе, а это отошли воды, но как выйти из этой ситуации, как сказать об этом, кому? Я стала уговаривать ребёнка внутри потерпеть, пела молчаливые колыбельные у себя в голове, поглядывая на Настю, чей взгляд не отрывался от службы. Что мне делать, боже, что делать? Я на отшибе деревни, у меня палата в перинатальном центре, в Томске, я туда должна ехать через три дня, но не сегодня! У нас в Петухово и больницы-то нет! Боль опять ударила волной и я, стиснув зубы, простонала. Настя заметила это и повернулась. - Даш, ты чего? – Наверное, я уже побледнела или глаза мои успели ошалеть и полезть из орбит, но она посмотрела на меня с тревогой. - Я рожаю, кажется, - прошептала я одними губами. - Что?! – воскликнула Настя. Я дёрнула её за рукав пуховика. - Да тише ты! – На нас покосились бабульки и женщины предпенсионного возраста. - Как же тише?! – зашептала она заодно со мной, но очень эмоционально. – Надо… надо выйти отсюда… - Куда? Куда я пойду? Дома никого, - паника нарастала. Низ живота опять стал будто разрываться, и я пошатнулась. Поддержав меня, Настя от волнения растеряно замотала головой. - Сейчас кого-нибудь позову на помощь, потерпи… - Я пытаюсь! – Но от оглушительной боли ноги отказывались держать, и я оседала на месте. Люди вокруг стали замечать, что что-то не так. Моё смущение и желание испариться Настя не приняла в расчёт, впрочем, я и не успела с нею поделиться тем, как мне неловко, поэтому она решила всё радикально: - Мама! – крикнула она над головами молящихся и крестящихся в тот момент, когда они поклонились. Заглушив все песнопения и даже громовой голос отца, сестра по-простому оповестила на всю церковь: - Мама, Дашка рожает! Стоил ли говорить, что началось в этот момент? Служба прервалась. Мама, забыв о хоре, бросилась к нам, расталкивая людей. Папа сунул кадило помощнику и тоже рванулся в нашу сторону, правда, сразу же получил в спину скрипучее обращение какой-то бабули: - Отец Николай! Вы это что же?! - Матушка, Христос родился две тысячи лет назад, а мой внук ещё нет! – перекрестил и её, и себя папа, но я попыталась от него отмахнуться. - Папа, возвращайся к делам, всё в порядке, - хотя я уже почти легла на пол, опираясь на сестру. - Матерь Божья! – сокрушено качала головой рядом старушка. Я хотела пошутить, что моё зачатие было очень даже порочным, но не стала. Доигралась в невинную Мэри в Сингапуре, вот и пришла расплата. Народ в церкви суеверно, с благоговением, страхом, непониманием, иногда восторгом пытался подобраться ко мне поближе и разглядеть возмутительницу спокойствия, взбаламутившую толпу и сорвавшую службу. Надо же было посметь рожать в такой день, в такой час, и в таком месте. У меня когда-нибудь что-нибудь нормально пойдёт в этой жизни? Я же пытаюсь, Господи, искренне пытаюсь. - Коленька, ты бы, в самом деле, вернулся к службе, мы управимся, - уговаривала мать отца. Ко мне подоспел Ваня и, наклонившись, с лёгкостью подхватил на руки. - Её в Томск везти надо, - сказал папа, и начал хлопать себя по священническому одеянию, - а! Ключи от машины дома, ступайте, принесите… - Пап, я сам их отвезу, - заявил Ваня, - у меня есть права, возвращайся к людям. - Ох, ох… - Я впервые видела отца не знающим, как поступить. Пригладив бороду, он обернулся вокруг себя. На него смотрели десятки пар глаз, да и что такое долг он знал прекрасно. – Ладно… ладно! Только звоните мне сразу же, по любому поводу звоните! Когда Ваня выносил меня из церкви, я была уже в каком-то беспамятстве от боли. Стараясь не кричать, я только загоняла всю эту остроту и резь в себя, проливая бесшумные слёзы. Сынри присоединился к нам у выхода из церкви, он увидел, из-за кого произошла суматоха и, напуганный не меньше, чем все остальные, похромал следом, опираясь на трость. Брат завёл отцовскую «ниву», пока она прогревалась, меня положили сзади, со мной села мама, чью руку я боялась отпустить. Сынри сел на переднее пассажирское место. - Настя, ты за главную! – велела мама сестре. Я не видела и не слышала, что та ответила, может, просто кивнула. Дверцы машины захлопнулись, и мы выехали на дорогу.

Глава семнадцатая

Боль, временами казавшаяся невыносимой, всё-таки не отключала моего сознания, значит, не настолько она была ужасной, как мне представлялось. Или я столь много пережила на своём пока ещё не длинном веку, что приобрела повышенную выносливость? На заднем сидении, пыхтя, стоная и силясь не кричать, я сжимала то сиденье, то мамины ладони, когда она проводила ими по моему потеющему, разгоряченному лицу. Только сейчас, запоздало, я попыталась спросить, что надо делать и что вообще предстоит? Нервный мамин хохоток сообщил мне, что теперь уж будет то, что от нас не зависит, и всё же она попыталась внушить мне спокойствие, объяснить, как лучше дышать, как тужиться, перемежая это отрывками из молитв и просьбами к Богородице о заступничестве. Сняв с меня сапоги, колготки и бельё, всё, что могло помешать появлению ребёнка, она следила за моим состоянием. Однако я не чувствовала, чтобы из меня что-то выскакивало, и схватки продолжали мучить меня всё в той же спинно-поясной области и внизу живота, отбрасывая отголоски до самых отдаленных конечностей. Снега выпало