Читать книгу - "Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова"

икрой? После всех тревог и передряг, после пугающей возможности потерять Сынри, после долгих недель одиночества, после того, как меня в очередной раз вычеркнул из своей жизни Джиён, я так хотела того, что минуты назад случилось, что для меня это стало прекрасным, сладким и чувственным, таким, каким никогда не было с Сынри, если не считать той сумбурной и ошалелой ночи после моего спасения из аквариума. Муж, кажется, ощущал те эмоции и тот уровень накопившейся страсти, которые из меня излились, потому что тоже выглядел умиротворенным и счастливым. От осознания вернувшихся сил к нему возвратился и оптимизм, и лукавый взгляд. Восстановив дыхание, он поцеловал меня в висок и несильно прижал к себе. - Не м-могу вспомнить, когда ещё мне б-было так хорошо, - прошептал он. - Я тоже, - поцеловав его руку, лежавшую на мне, я положила её обратно. У нас в комнате не было никаких рождественских украшений, но я почему-то воочию представляла возле нас камин, белую медвежью шкуру и гирлянды, всё как в когда-то просмотренном фильме, названия которого уже и нет в памяти. Сынри дотянулся до убранной мною коробки и, вытащив оттуда колье, положил его, сияющее, мне на обнажённую грудь, чьи соски затвердели от прохладной металлической оправы. Кроме него на мне ничего не оказалось, и Сынри, отстранившись немного, стал разглядывать меня, голую, беременную, с этими безумно дорогими и ослепительными бриллиантами на теле. Когда-то, впервые меня раздев, он тоже исследовал представшую картину, созерцал, изучал товар – не переплатил ли? Нет, сожалений о потраченных за ночь со мной деньгах в нём не было, но плотоядности и пошлости в глазах – через край. Сейчас передо мной был совсем иной взгляд. Не покупателя, и даже не дарителя. Этот мужчина, что оперся на локоть возле меня, не стал бы назвать мои части тела матерными словами. Он с трепетом провёл пальцем по округлости живота и наклонился губами к плечу. - Ты прекрасна, - тихо сказал он. - Я чувствую себя немного затмленной[64] таким сокровищем… - Ты – главное сокровище. – Он обнял меня, закрыв глаза. За дверью прошелестели шаги Хадичи, отправившейся кормить Барома на кухне. – Ты не голод-дна? Х-хочу полежать подольше. - Давай, я не против. - Даша. - Мм? - Спасибо. - За что? – удивилась я. - З-за счастье. Н-нет, не так. За прозрение. Каждый ч-человек может быть с-с-счастлив в какие-то моменты, но не всег-г-гда мы видим, к-как этого достичь. Ты п-показ-зала мне, как я могу быть счастлив. В-всегда. - О, Сынри… - сегодня у меня определенно не подбиралось нужных слов для всех ситуаций. - Жена, - начал снова он. – М-могу ли я надеяться, что… тоже сделаю тебя счастливой? У меня возникло стойкое ощущение, что я сплю. Этот день слишком хорошо начался, и это всё очень хорошее не заканчивалось. Сняв с себя колье и отложив на тумбочку, я прижалась к Сынри. - Ты уже сделал, милый. Только что. Правда. – В моём животе возник маленький бунт, и кто-то там, решивший напомнить о себе, пнулся так, что ощутили мы оба. - Ого! – округлил глаза Сынри, посмотрев на мой живот. – Вот это п-пенальти… Я засмеялась, вторя ему, хотя мне суеверно показалось, что в тот момент, когда я приникла к мужу, ребёнок, словно чувствуя, что это не его отец, попытался оттолкнуть от меня и себя неизвестного дядю. Нет, это всё выдумки. Если поверить в подобные предрассудки, то тогда и я не смогу стать настоящей матерью Барому? Ну уж нет, я никогда не позволю усомниться никому в том, что я буду ему самой замечательной мамой на свете. И Сынри для того ребёнка, что скоро родится, станет отличным папой, таким же прекрасным, каким стал мужем. Иногда мы придаём слишком большое значение знакам, интерпретируя их так, как нам самим хочется, но таков ли их смысл на самом деле – знать не дано. Возможно ли это, чтобы я до сих пор хотела поставить на место Сынри Джиёна, хорошо зная, что с тем никогда не вышло бы вот такого утра, такой нежности, такой теплоты? Что вообще бы с ним было в такой ситуации? Сарказм, поиск смысла, споры? А, что бы ни было, мне не должно это быть интересно! Когда мы прилетели тридцатого в Богашево, под Томском как раз начиналась метель. Дома, конечно же, нас уже ждали, и, задержавшиеся из-за неважной погоды, мы заставили всех поволноваться. Дорога до Петухово была так себе, и когда выпадали какого-либо рода осадки, она слабо напоминала приветливый путь, призывающий следовать по нему.

С порога возникли шум, гам, объятия, сутолока, вопросы, толкотня, радость. Подошвы ещё не успевали оббиться от снега, а с нас уже стягивали пуховики и шапки, заталкивая в протопленную глубь родных стен. Покрасневшие даже в варежках мои пальцы хватались за маму, за бабушек, братьев и сестрёнок, убеждаясь, что они снова рядом, настоящие, живые, мои. Папа, после благословения, трепетно меня приобнял. Одним словом, все были в радостном исступлении. Впрочем, две моськи в лице Вани и Насти, такое ощущение, предпочли бы, чтобы я пригласила их отмечать праздники в Сеул, а не приехала сама. В доме всем пришлось потесниться. Он у нас хоть и не был маленьким, но распухал изнутри жильцами; терраса (зимой, правда, не прогревавшаяся), небольшая кухня, проходной зал, из которого две двери вели в спальни, а третья в другой зал, поменьше, из которого, в свою очередь, можно было попасть ещё в две спальни и во двор – через запасную дверь, зимой почти не открывавшуюся. Итого, спален было четыре, казалось бы, более чем достаточно, но и народу-то у нас жило ого-го! А комнатёнки просторными никогда не были. Одна спальня была родительская, другая – бабушки и дедушки, маминых родителей, тех самых, которых не заткнуть, не примирить и не разлучить, третья – наша с Настей, четвёртая – детская, для Андрюшки и Лены, а Ваня спал в дальнем проходном зале с тех пор, как родилась последняя сестра, то есть, уже двенадцать лет. Поэтому ему вечно и не удавалось поспать подольше, всё время кто-то шастал мимо его дивана. Чтобы уложить нас, гостей, пришлось произвести рокировку. Андрей и Лена были отправлены к отцовой сестре, в другой дом, внизу холма, в основной части деревни. Эту комнату выделили мне и Сынри. Хадича, представленная всем, разместилась с Настей, а с ними и