Читать книгу - "Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко"

шестьдесят девять (11,6 %) принадлежали выходцам из Хайленда, шестьсот три (10,5 %) – ирландцам, а две тысячи шестьсот (45,1 %) – тем, кто переселился сюда из других графств Шотландии[1017]. Внимательный наблюдатель Джон Тейт, бывший редактором радикальной газеты «Освободитель», подсчитал, что в 1830-е гг. только пятую часть населения Глазго составляли коренные жители, еще одну пятую часть составляли бывшие хайлендеры, одну пятую – ирландцы, и две пятых – внутренние мигранты из Лоуленда[1018]. По переписи населения 1851 г. 53 % населения десяти крупнейших городов Шотландии составляли внутренние мигранты.

Этнический состав населения значительно изменился лишь к концу XIX в. В 1901 г. в Шотландии проживало много тех, кто не был по происхождению шотландцем, в частности, например, ирландцев насчитывалось более двухсот тысяч, их община составляла временами более 10 % от всего состава населения. Кроме того, были и английские, и ирландские поселенцы, численность которых на протяжении XIX в. достигала четверти миллиона. Их воздействие было довольно значительным как с точки зрения социальных и культурных, так и экономических процессов. В частности, вероятно, что ольстерские прядильщики и ткачи дали новый импульс шотландскому радикализму в конце 1790-х гг., а также в 1816–1820 гг.[1019] К середине столетия половина рабочей силы, занятой в льняной промышленности Данди, были ирландцами, как и половина шахтеров в Коатбридже[1020]. Выходцы с Изумрудного острова, таким образом, являлись важным источником прибавочного продукта в шотландских индустриальных центрах. С другой стороны, они были устроены гораздо менее успешно, чем шотландские хайлендеры. Готовые соглашаться на более низкую заработную плату, ирландцы имели тенденцию к занятиям в отраслях легкой промышленности, включая работу на ручном ткацком станке – производство, в котором они составляли приблизительно 30 % рабочей силы Шотландии.

Причины того сейсмического сдвига, пережитого северо-британской экономикой в XIX в., лежат, главным образом, в развитии, обусловленном индустриализацией и стремительными сельскохозяйственными изменениями. Они, в свою очередь, привели к социальным изменениям – были трансформированы социальная структура и классовые отношения, что сказалось и на условиях жизни. Ключевые элементы прежней шотландской системы ценностей, религия, образование, политическая система были модифицированы. И сам концепт «шотландская идентичность» в 1901 г. значительно отличался от того, что было в 1801 г.

Процессы, характерные для шотландской промышленности XIX в., были крайне примечательны. Появление за короткий срок целого ряда новых технологий, а также сопровождающих их организационных изменений, включая развитие фабричного производства и новых форм контроля рабочих, являются центральными в некоторых определениях индустриальной революции. Рациональное управление трудом стало тем, что означало «самый жестокий отрыв от прошлого»[1021]. Акцент на изучении истории рационального менеджмента, вероятно, является эвристически продуктивным для понимания природы индустриальной революции в Шотландии, где передача традиций, контроля и эффективного управления трудом были особенно острыми проблемами, поскольку «вследствие более позднего начала процесса» он должен был охватить самые разнообразные сферы[1022]. Некоторые историки, анализируя этот процесс, исходили из предположения, что Шотландия и в XVIII, и в XIX вв. обладала достаточным количеством труда, чтобы относительно мирно совершить такой переход, кроме того шотландские рабочие были вполне послушны и подходили для требований индустриального общества[1023]. Исходная посылка этого предположения – вера, что работа для кальвиниста обладала определенной, и не только экономической, ценностью, а, значит, реформированная церковь в Шотландии невольно стала «служанкой» возникающего рыночного общества, «приучая рабочую силу к социальной дисциплине и подчеркивая ценность правил, сдержанности и тяжелого труда»[1024].

В 1900 г. по целому ряду критериев шотландская промышленность отличалась от той, что сложилась в остальной Британии. Главными отличиями было преобладание тяжелого промышленного производства, для которого были необходимы высоко квалифицированные кадры и развитые технологии. Для страны, которая на протяжении многих столетий рассматривалась своей южной соседкой как оплот традиционализма и неразвитой экономики, этот факт служил наилучшим поводом для гордости.

Текстильное производство в первой половине XIX в. определяло направления развития шотландской экономики. Изготовление хлопковых тканей было крайне успешным, особенно в районах типа Ланкашира, где влажный климат, обилие природных источников энергии и легкий доступ к торговым путям делали основание хлопковых мануфактур дешевым и прибыльным предприятием. В результате хлопковое производство выросло со ста шестидесяти восьми мануфактур, где было установлено триста двенадцать тысяч станков в 1793 г., до одного миллиона трехсот шестидесяти трех тысяч станков в 1850 г. Часть квалифицированных рабочих перешла в эту отрасль из развитой прежде льняной индустрии, другая – получала квалификацию на английских предприятиях. В частности, Роберт Оуэн, который начал работать в 1800 г. на хлопкодеятельной мануфактуре в качестве управляющего, привез с собой как новых специалистов, так и идеи по улучшению условий труда для рабочих. В 1830-е гг. это производство было перемещено из сельских районов, где существовал доступ к природным источникам энергии, в Глазго и его округу, где стали возникать многочисленные крупные фабричные производства, составлявшие порой недобрую славу их владельцам из-за условий, в которых трудились рабочие. В тот же период Глазго борется с английским Манчестером за прозвище «хлопковый город», но четверть века спустя английское производство побеждает в этой конкуренции, выигрывая по качеству и производительности. Во второй половине столетия остается лишь несколько специалистов в этой области. Правда, выживает льняное производство с центром в шотландском Данди, на льняных предприятиях которого в 1900 г. трудилось тридцать пять тысяч рабочих.

Успешное производство текстиля способствовало быстрому развитию угольной и металлургической промышленности. Производство железа на протяжении века трансформировалось из мелкомасштабной индустрии, предприятия которой располагались главным образом в Хайленде, в крупные предприятия, которые после 1828 г. использовали новую технологию получения железа методом горячего дутья, изобретенным Дж. Нейльсоном, что позволило более экономично эксплуатировать ресурсы Ланаркшира и Айршира и снизить цену производства на 40 %. В 1852 г. Шотландия производила семьсот пятьдесят тысяч тонн железа, что составляло 28 % от общебританского производства, в то время как еще в 1806 г. производство ограничивалось 23 тысячами тонн (9 % от общебританского производства). Производство угля, тесно связанное с железодеятельной промышленностью, также процветало. Добытый на угольных шахтах Ланаркшира и Айршира уголь использовался как для нужд внутреннего рынка, так и через порты Лотиана и Файфа отправлялся в другие части Европы, где потребности индустриализации и урбанизации требовали дополнительных источников энергии. Производство угля в 1900 г. составляло 33 миллиона тонн, в то время как в 1800 г. – 2 миллиона тонн, а количество рабочих, занятых в этой отрасли промышленности, увеличилось с 9 до 103 тысяч. Шотландская роль в этом процессе в британских масштабах увеличилась с 15 до 27 %. В 1830 приблизительно 12 % рабочих в шахтах Шотландии были женщинами (в Англии этот процент равнялся 4), и большинство женского труда было сконцентрировано на востоке страны[1025].

Еще одной определяющей отраслью шотландской промышленности являлось кораблестроение. Впечатляющий поток