Читать книгу - "Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко"

и направляли их на приумножения экономических богатств. Наконец, в третьих, интеллектуальный потенциал Шотландии использовался в рамках британской индустриальной революции. Люди, подобные Чарльзу Макинтошу, Чарльзу Таннанту, Джеймсу Уатту и Томасу Телфорду, шотландцы по происхождению, напрямую своими открытиями способствовали становлению рациональных производственных методов, а их теории становились предметом изучения по обе стороны от англо-шотландской границы[1012].

Вместе с тем очевидно и другое. Хотя и лишенная своих политических легислатур, Шотландия после 1707 г. во многих отношениях, с точки зрения как политических и административных, так и экономических и социальных институтов, сохраняла свои отличия. Те блага, которые она получила после заключения унии 1707 г., стали решающим фактором ее развития, который не раз дискутировался в стенах Вестминстера. Но та же уния сохранила часть уникальных шотландских институтов, таких как правовая, образовательная системы, а также церковь, что, по свидетельству многих историков экономики, сыграло важную роль в развитии хозяйства региона в XVIII в. Влиятельный Комитет производства, основанный в 1727 г., являлся непосредственно шотландским экономическим институтом, по сути, квазигосударственным органом, который был ответственен за экономическое развитие Шотландии, за вовлечение ее профессиональных и бизнес-элит в индустриальные процессы. С точки зрения времени, причин и природы индустриальной революции, а также ее институтов, Шотландия представляла собой отличный от остальной Британии пример.

Таким образом, на наш взгляд, три обстоятельства делают возможным изучение именно «шотландской промышленной революции». Во-первых, в 1990-е гг., а также в начале XXI в. очевидно обострение интереса академической аудитории к промышленной революции. Хотя в меньшей степени характерный для российских историков, этот процесс, очевидно, является следствием того периода, когда исследователи прошлого предпочитали игнорировать экономическую историю, уделяя большее внимание изучению других сторон жизни общества. Во-вторых, в гуманитарном знании сегодня вполне очевиден интерес к региональному и локальному воплощению исторических процессов, в том числе это касается и индустриальной революции. Идея об ограниченных эвристических возможностях национальной статистики, не способной пролить свет на промышленные процессы в рамках государства в целом, вместе с признанием региональных диспропорций в развитии экономики, стали фактором признания того, что «региональные исследования могут быть более ценны для понимания процесса индустриализации, чем исследования национальной экономики в целом»[1013]. Наконец, уровень Источниковой базы позволяет проводить такие исследования. Источники по истории Шотландии XVII, XVIII и XIX вв. делают возможными новые объяснения и характеристики индустриальных процессов на севере Британии.

Итак, если промышленному перевороту в Британии посвящено немало книг, то большая часть из них попросту игнорирует Шотландию, либо уделяют ей совсем незначительное внимание. Однако для понимания феномена «британского промышленного переворота» на макроэкономическом уровне не учитывать специфики этого процесса на севере Великобритании невозможно.

XIX в. для шотландской экономики принес еще более радикальные изменения, чем те, что происходили в XVIII столетии. Эта динамика может быть измерена движением населения, в буквальном и метафорическом смысле, при этом само население росло быстрее, чем в любом другом столетии. В 1801 г. в Шотландии проживало один миллион шестьсот восемь тысяч четыреста двадцать человек, а столетием позже количество населения увеличилось на 278 % и составило четыре миллиона четыреста семьдесят две тысячи сто три человека. Кроме того, пространственная структура шотландского населения также изменилась. Если в XVIII в. существовал определенный баланс между центром и периферией, и 30,3 % шотландцев жили на юге и на севере, а 38,9 % – в центральном индустриальном поясе, то в 1901 г. только 13,8 % проживало в окраинных сельскохозяйственных районах, а 65,5 % в индустриальном центре. Изменились и сами размеры населенных пунктов, что было обусловлено стремительно развивающейся урбанизацией. Если в 1801 г. четверо из пяти шотландцев жили в населенных пунктах с населением менее пяти тысяч человек, то сто лет спустя трое из пяти имели свои жилища в городах с населением больше пяти тысяч человек. Среди европейских регионов только Англия и Уэльс были более урбанизированы, чем Шотландия. Глазго в этом смысле является примером наиболее динамичного роста, его население увеличилось с семидесяти пяти тысяч в 1801 г. до семьсот пятидесяти тысяч в 1901 г. Особенностью же шотландского городского роста является то, что это развитие проходило резко и скачкообразно, в то время, как Англия, например, на протяжении XVIII в. поступательно увеличивала численность городского населения[1014].

Помимо городов в результате промышленного переворота стали возникать т. н. «спланированные деревни», осознанно создаваемые поселения, ставшие неотъемлемой частью планов по улучшению и реструктурированию владений лендлордов, которые, удаляя нежелательных арендаторов и коттеров в процессе «чисток», способствовали экономическому росту, превращая эти поселения в рынки и местные центры занятости и культурного развития. Создаваемые землевладельцами и органами типа британского Общества рыболовства, основанного в 1786 г., «спланированные деревни» имели предшественников в эпоху до унии, но наиболее интенсивный период их образования и деятельности приходится на время между 1770 и 1819 гг., когда было основано приблизительно двести восемьдесят три поселения, главным образом для развития текстильного производства в сельской местности, а также в целях интенсификации рыболовных промыслов[1015]. В 1830-х гг. около двух третей ручного ткацкого труда было сосредоточено в таких небольших поселениях, а население аналогичных рыбацких поселков росло столь же быстро, как и городское население.

Рост городов в Шотландии на протяжении XIX в.

Источник: Flinn М. W. Scottish Population History… Р. 313.

Городской рост и урбанизация были только одной частью более широкого и драматического процесса популяционного перераспределения, посредством чего Хайленд и северные территории, а после 1811 г. и Пограничье, теряли свои земли в пользу Лоуленда. В середине XVIII столетия Пертшир, территория которого располагалась и на землях Лоу-ленда, и в Хайленде, был самым густонаселенным графством. В целом же т. н. «центральный пояс», наиболее индустриально развитая часть страны, составлял около 37 % от общей численности населения… Пять из шести самых густонаселенных округов располагались на востоке региона, а к 1821 г. доля «центрального пояса» повысилась до 47 %, почти полностью за счет севера, мигрирующее население откуда скапливалось на юге[1016]. Подобное перемещение на короткое расстояние было важно для индустриального развития отдельных шотландских регионов. Главный же источник роста равнинной Шотландии были сами лоулендеры, и наиболее типичным примером является Пейсли, который в период с 1760 по 1800 гг. привлек от пятнадцати до восемнадцати тысяч внутренних иммигрантов из смежных сельских округов Эйршира и Ренфрюшира.

И в целом, несмотря на то, что среди городского населения все чаще и чаще, особенно к середине века, стали встречаться ирландцы, прирост населения городов происходил, главным образом, за счет коренного шотландского населения, которое мигрировало из сельской местности. Это очень хорошо видно на примере одного из быстрорастущих городов этого периода, Пейсли. Из 5 760 домохозяйств, которые существовали в 1820 г. в городе, шестьсот