Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

Финляндии и так далее), и Наполеону противостояло около 250 000 солдат. Части Первой Западной армии (Барклай де Толли; 129 000 человек) занимали обширную территорию по обе стороны от Вильны. Вторая Западная армия (Багратион; 48 000 человек) стояла в Волковыске, в 170 километрах южнее Вильны. Третья Западная армия генерала Александра Тормасова (43 000 человек), оставшаяся без дела после заключения мира с Турцией, шла с Дуная. Наполеон, не желавший соединения трех неприятельских армий, хотел разбить их порознь. Он отправил Евгения Богарне и Жерома совершить широкий охват флангов Багратиона прежде, чем тот соединится с Барклаем де Толли. Неясно, почему он поручил это исключительно важное дело своим пасынку и брату, а не, например, Даву, Мюрату или Макдональду – старшим, опытным командующим. Жером в 1806–1807 годах командовал составленным из немцев Девятым корпусом[239] и ничем себя не проявил. «Жара одолевает», – пожаловался Наполеон Марии-Луизе из монастыря в Ковно, где устроил ставку, и прибавил: «Ты можешь подарить университету собрание книг и гравюр. Это необычайно ему польстит и не будет ничего стоить тебе. У меня их множество»{2188}.

В русском высшем командовании единства не было. Генералы-аристократы вслед за Багратионом предлагали контрнаступление, а «иноземцы», в основном остзейские немцы, предпочитали, как Барклай де Толли, отступать (фактически это стратегия Беннигсена в 1807 году, но на гораздо большей территории). Ко времени перехода Наполеона через Неман вторая партия взяла верх – отчасти потому, что мощь Великой армии делала контрнаступление самоубийственным. Парадоксально: если бы у Наполеона было меньше войск, это помогло бы ему раньше склонить русских к сражению, необходимость чего диктовала логистика, и, кроме того, предоставило ему, благодаря экономии припасов, больше времени для ведения боевых действий. Если бы царь Александр сделал военным министром и командующим Первой армией не «иноземца» Барклая де Толли, а Багратиона (офицерский корпус принял бы это назначение с воодушевлением), то Наполеон, возможно, разбил бы русских еще до Вильны. Но царь выбрал менее пылкого и более осмотрительного Барклая де Толли и одобрил его план: завлечь Великую армию вглубь страны, вынудив ее удалиться от огромных баз снабжения в Майнце, Данциге, Кёнигсберге и так далее и растянуть свои коммуникации.

28 июня Наполеон занял Вильну, столицу польской Литвы, и превратил город в огромный центр тылового обеспечения. Русские увезли или сожгли все свое имущество. Для ставки, писал он Марии-Луизе, «выбран «довольно хороший дом, где еще несколько дней назад жил император Александр, очень далекий от мысли, что я столь скоро сюда въеду»{2189}. За полчаса до своего въезда в город Наполеон приказал польскому графу Роману Солтыку[240], артиллерийскому офицеру из своего штаба, привести к нему ректора Виленского университета Яна Снядецкого, выдающегося астронома, математика и физика. Когда Снядецкий потребовал, чтобы перед выходом из дома ему дали время надеть шелковые чулки, Солтык возразил: «Ректор! Это неважно. Император не придает значения внешнему виду, который производит впечатление лишь на простолюдинов… Пойдемте»{2190}. «Наш въезд в город сопровождался ликованием, – записал другой польский офицер. – Улицы… были полны людей, а все окна украшены дамами, демонстрировавшими бурное воодушевление»{2191}. Наполеон (как всегда, учитывавший общественное мнение) лично возглавил въезд и ехал впереди польских частей. Он учредил Комиссию временного правительства Великого княжества Литовского, и Литва официально воссоединилась с Польшей. Церемония состоялась в соборе в Вильне. В Гродно французов встретил крестный ход с иконами, свечами и хорами, славящими «освобождение» от русского владычества[241]. В Минске устроили благодарственный молебен, и генерал Груши пустил в дело блюдо для пожертвований, но, когда крестьяне узнали, что французы, как всегда в походе, реквизируют продовольствие, они угнали скот в леса. «Француз пришел снять с нас оковы, – рассуждали тем летом крестьяне-поляки на западе России, – но с ними он забирает и башмаки»{2192}.

«Я люблю вашу нацию, – заверил Наполеон в Вильне польских делегатов. – Уже шестнадцать лет я вижу, как ваши солдаты сражаются на моей стороне в Италии и Испании». Он предложил Польше свои «уважение и покровительство». Но, поскольку его южный фланг защищал Шварценберг, Наполеону пришлось прибавить: «Мною гарантирована австрийскому императору целостность состоящих под его властью государств, и поэтому мне невозможно допустить никакого шага, который поколебал бы мирное обладание им тем, что осталось у него от польских провинций»{2193}. Ему был нужен осторожный компромисс.

В Вильне он остановился на десять дней, чтобы остальная армия отдохнула, перегруппировалась, а части правого ее крыла (две дивизии Даву, австрийцы Шварценберга, поляки Понятовского и саксонцы Ренье – всего 80 000 человек) под командованием неопытного Жерома выдвинулись к Березине, чтобы попытаться окружить армию Багратиона. 29 июня, когда выступил авангард, страшная жара сменилась сильным ливнем с градом. Гвардейский сержант Жан-Рош Куанье записал, что «поблизости, в лагере кавалеристов, землю покрывали трупы павших от холода лошадей» (три принадлежали ему самому){2194}. Ливень, кроме того, размочил почву и сделал дороги малопроходимыми, что обусловило трудности в снабжении и помешало гнавшемуся за русскими авангарду. Кое-где солдаты проваливались по шею в болото{2195}.

26, 29 и 30 июня Бертье написал из Вильны Жерому, призывая его не упускать Багратиона из виду и занять Минск{2196}. «Если Жером будет решительно продвигаться вперед, – заметил Фэну Наполеон, – положение Багратиона сильно осложнится»{2197}. Как предполагалось, Жером, шедший с запада, и Даву, шедший с севера, окружат в Бобруйске и уничтожат русскую Вторую армию, но из-за неумелого командования Жерома и искусного отступления Багратиона Вторая армия избежала разгрома. К 13 июля стало ясно, что Жером потерпел неудачу. «Если бы он шел быстрее и лучше координировал действия с корпусами армии, – позднее рассудил генерал-интендант Гийом-Матье Дюма, – то цель была бы достигнута и успех кампании обеспечен в самом ее начале»{2198}. Узнавший о неудаче младшего брата Наполеон передал командование Даву. Разгневанный Жером оставил пост и всего через три недели вернулся из похода в Вестфалию{2199}.

«Погода очень дождливая, – 1 июля написал Наполеон Марии-Луизе из Вильны, – бури в этой стране ужасные»{2200}. Хотя мы не располагаем ее ответами, императрица в том месяце писала Наполеону ежедневно. «Дай бог, я скоро встречусь с императором, – признавалась тогда Мария-Луиза своему отцу. – Эта разлука слишком уж меня тяготит»{2201}. Наполеон, упоминая о своем здоровье – почти всегда хорошем, во всех письмах расспрашивал о сыне и живо интересовался, «начал ли он говорить, ходить» и так далее.

1 июля Наполеон принял генерала Александра Балашова, адъютанта Александра. Царь несколько запоздало предлагал Наполеону «вывести войска с русской территории» и «избавить человечество от бедствий новой войны». В ответ Наполеон написал Александру очень длинное письмо, напомнив царю его собственные антибританские высказывания в Тильзите и то, что в Эрфурте он пошел Александру навстречу в вопросе о судьбе Молдавии, Валахии и Дуная. С 1810 года, указывал Наполеон царю, тот, «отвергнув путь переговоров, предпринял широкое перевооружение» и требовал изменений в европейском устройстве. Наполеон напомнил о «личном уважении, которое [вы] иногда мне оказывали», но заявил, что ультиматум 8 апреля об оставлении Германии явно имел целью принудить его «к выбору между войной и бесчестьем»{2202}. Но, хотя «восемнадцать месяцев вы отказывались что-либо объяснить, – писал Наполеон, – я всегда буду открыт для мирных инициатив… Вы всегда найдете во мне прежние чувства и истинную дружбу». Вину за скатывание к войне он возложил на советников царя и высокомерного Куракина, употребив фразу, которую уже использовал в письмах папе римскому, австрийскому императору и так далее: «Я сожалею о порочности тех, кто дает вашему величеству такие дурные советы». Наполеон утверждает, что если бы ему не пришлось воевать в 1809 году с Австрией, то «с испанским делом было бы покончено в 1811 году, и тогда, вероятно, был бы достигнут мир с Англией». В заключение Наполеон предложил

перемирие на самых необременительных условиях. Например, мы не станем рассматривать