Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

преобразования (литовцы уже начали формировать для него пять пехотных и четыре кавалерийских полка) и пополнить свои основные силы: к тому времени треть его солдат погибла или страдала от тифа и дизентерии. Из Витебска Наполеон смог бы угрожать Санкт-Петербургу, если бы это потребовалось{2238}.

Генерал Огюст Бельяр, начальник штаба Мюрата, прямо заявил Наполеону, что кавалерия измотана, «слишком длительные переходы губят ее, и во время атак можно видеть, как храбрые бойцы вынуждены оставаться позади, потому что лошади не в состоянии больше идти ускоренным аллюром». Кроме того, не хватало ни кузнецов, ни гвоздей для подковывания, ни даже подходящего для гвоздей металла. «Я останавливаюсь здесь! – вспоминал Сегюр слова вернувшегося 28 июля в Витебск Наполеона. – Я хочу здесь осмотреться, собрать тут армию, дать ей отдохнуть, хочу организовать Польшу. Кампания 1812 года кончена! Кампания 1813 года сделает остальное»[247]{2239}.

Безусловно, в Витебске Наполеон был прекрасно защищен. Его левый фланг опирался на Ригу[248], Динабург (совр. Даугавпилс), Полоцк, укрепленный Витебск (стоящий на поросших лесом горах), реку Березину и непроходимые Пинские болота, а правый – на крепость Бобруйск[249] (645 километров к юго-востоку от Риги). Курляндия могла обеспечить припасами корпус Макдональда, Жемайтия – Удино, окрестности местечка Глубокое – Наполеона, а Шварценберг мог квартировать в плодородных южных губерниях.

В Вильне, Ковно, Данциге и Минске имелись огромные склады, которые помогли бы армии пережить зиму. То, что Наполеон действительно рассматривал этот вариант, следует из его приказа построить в Витебске 29 больших пекарен, способных выпекать более 13 000 килограммов хлеба, и снести несколько зданий, чтобы благоустроить площадь перед [губернаторским] дворцом, в котором он поселился. И все же было трудно думать о зимних квартирах тогда, когда, как рассказывал Наполеон Марии-Луизе, стоит «невыносимая жара – 27 градусов. Здесь жарко, как на юге [Франции]»{2240}. Сегюр винил Мюрата в том, что тот убедил Наполеона идти дальше, хотя сам император будто бы говорил: «В 1813 году мы будем в Москве, в 1814-м – в Петербурге. Война с Россией будет продолжаться три года»[250]{2241}.

Наполеон предпочел преследовать Барклая де Толли по нескольким совершенно рациональным соображениям военного характера. Преодолев за месяц 300 километров, он потерял в боях менее 10 000 человек. Сворачивать кампанию в июле нелепо. Прежде дерзость его выручала, а если бы император так рано остановился в Витебске, то утратил бы инициативу; 24 июля царь созвал 80-тысячное московское ополчение, а также мобилизовал 400 000 крепостных, и стоило напасть на них прежде, чем их обучат и организуют. Кроме того, в двух случаях, когда Наполеону пришлось обороняться – при Маренго и Асперн-Эсслинге, на первом этапе он не преуспел. Мюрат также напомнил, что боевой дух русских, вероятно, подорван беспрестанным отступлением. Сколько еще российской территории нужно разорить для того, чтобы царь запросил мира? Маршал не знал, что Александр в Санкт-Петербурге объявил: «Я не стану вести никаких переговоров с Наполеоном, пока хоть один вооруженный француз будет оставаться в России… Лучше отращу себе бороду по пояс и буду питаться картофелем в Сибири»{2242}.

Французы узнали, что армия Барклая де Толли находится всего в 140 километрах, в Смоленске. 1 августа с ней соединилась армия Багратиона. Наполеон, рассудив, что русские не оставят без генерального сражения один из крупнейших старых русских городов, решил не задерживаться в Витебске, а рассматривал вариант возвращения после того, как нападет на русских в Смоленске. Дюрок, Коленкур, Дарю и Нарбонн советовали ему остаться в Витебске. То же самое Наполеон слышал от Понятовского, Бертье и Лефевр-Денуэтта (Мюрат не соглашался с ними). В итоге он сам принял решение{2243}. Сегюр вспоминал, что император «в этом состоянии озабоченности говорил отрывистые фразы тем, кто попадался ему навстречу: “Ну, что ж нам теперь делать? Останемся здесь? Или же пойдем дальше вперед?”… Но ответа он не ждал и отправлялся опять бродить, как будто искал чего-нибудь или кого-нибудь, кто помог бы ему решиться»[251]{2244}. Его мысли выдает, например, эта фраза из письма 7 августа Марии-Луизе: «Мы всего в ста лье от Москвы»{2245}. (В действительности Витебск находится в 124 лье – 518 километрах – оттуда.)

Решение идти к Смоленску далось нелегко. Сегюр записал то, что Наполеон сказал Дарю и Бертье примерно 11 августа:

Неужели они принимают его за умалишенного? Неужели воображают, что он воюет потому, что имеет к тому склонность? Они не слышали, как он сказал, что испанская и русская войны – это две язвы, поглощающие жизненные силы Франции, что она не вынесет их обе разом? Он жаждал мира, но, чтобы договариваться о мире, нужны двое, а он был в одиночестве{2246}.

Наполеон также напомнил, что зимой русские войска смогут переходить замерзшие реки по льду, а в Смоленске он или найдет прекрасную крепость, или добьется генерального сражения. «Кровь еще не пролилась, а Россия слишком могущественна для того, чтобы уступить без боя. Александр может уступить лишь после большой битвы», – сказал он{2247}. Разговор продолжался целых восемь часов. Во время этой встречи Бертье разрыдался и заявил Наполеону, что континентальная блокада и восстановление Польши – причины недостаточные для того, чтобы чересчур растягивать свои линии сообщения.

Решение наступать нанесло дружбе Дюрока с Наполеоном почти смертельный удар, но Наполеон стоял на том, что «отвага – единственная разумная стратегия»{2248}. Император рассудил так: если он остановится, австрийцы и пруссаки могут пересмотреть отношения с ним и разорвать договоры. В результате его линии сообщения растянутся. Чтобы не допустить этого, требовались быстрая победа и возвращение, да и «не в характере французов долгая позиционная оборона». Наполеон также опасался, что английская военная помощь России вот-вот начнет приносить плоды. Он заключил (по воспоминанию Фэна): «Зачем останавливаться здесь на восемь месяцев, когда для достижения своей цели нам может хватить двадцати дней?.. Нужно нанести удар без промедления, в противном же случае все может быть поставлено под угрозу… На войне шанс – это половина успеха. Если бы мы всегда ждали благоприятного стечения обстоятельств, то никогда ничего не довели бы до конца. Короче говоря, мой план кампании – это битва, а суть моей политики – это успех»[252]{2249}.

11 августа Наполеон отдал приказ идти на Смоленск. Сам он уехал из Витебска в 2 часа 13 августа. Кастеллан, назначенный сопровождать Наполеона, отметил:

В эти дни его величество ездил гораздо медленнее. Он сильно прибавил в весе и ездит верхом с большим трудом, чем прежде. Обер-шталмейстеру [Коленкуру] пришлось помочь ему сесть в седло. Когда император путешествует, он большую часть пути проделывает в карете. Офицерам очень нелегко следовать за ним, поскольку его величество к тому времени, когда ему нужно садиться в седло, уже отдохнул… Когда его величество в разъездах, за двадцать четыре часа нельзя ожидать ни минуты покоя. Когда [генерал Жан-Батист] Эбле заговорил с императором о нехватке лошадей, его величество ответил: «В Москве мы найдем прекрасных упряжных лошадей»{2250}.

Когда Наполеон ехал максимально быстро, колеса кареты приходилось поливать водой, чтобы они не перегревались.

В середине августа положение на обоих флангах Наполеона казалось обнадеживающим. Макдональд успешно защищал север. 12 августа Шварценберг на юге нанес серьезный удар Третьей армии Тормасова при Городечно (после чего Наполеон предложил Францу присвоить австрийскому командующему звание фельдмаршала). Четыре дня спустя Удино и Сен-Сир задержали у Полоцка корпус генерала Петра Витгенштейна, и Наполеон смог начать «Смоленский маневр»: масштабную операцию с целью сковать русские войска к северу от Днепра и быстро перебросить благодаря умелому наведению мостов инженерами Эбле большую часть Великой армии на южный берег. Увы, это стремительное движение к Смоленску было остановлено 14 августа героическим арьергардным боем 27-й дивизии под Красным: солдаты генерала Дмитрия Неверовского, пожертвовав собой, выиграли время для Первой и Второй армий. Те соединились в Смоленске и защитили город.

В 6 часов 16 августа на подступах к Смоленску кавалерия Мюрата наткнулась на русские