Читать книгу - "Джошуа - Микита Франко"

То есть, понимаю: это её работа. Но, может, ей лучше спрашивать обо мне, а не о других? Это же моя терапия.

Иду у неё на поводу, потому что она вроде как рулит сессией.

— Иногда не выглядел, — соглашаюсь. — Он бывший военный. Наверняка был в Афгане или Чечне. Вы же знаете, как это бывает: раз на раз не приходится.

— Что это значит — раз на раз не приходится?

— Ну, иногда он бывал злым без причины. Срывался.

На следующей тренировке он попросил меня задержаться после занятия. Я остался. Он подождал, пока все уйдут, а потом просил:

— Ненавидишь меня теперь?

Я не знаю, почему он так спросил. До этого мы разучивали новые приемы, я как всегда делал захваты, «как будто паралитик» (так папа говорил, не мои слова), Александр Юрьевич пару раз прикрикнул, может быть, даже обозвал инвалидом — ну и что? Для меня это не ново. Я привык быть аутсайдером.

Так что я сказал, что не ненавижу его, но от вопроса растерялся.

Он вдруг заорал:

— А надо ненавидеть!

И толкнул со всей силы, я ударился спиной о мягкую стену, не удержался на ногах и упал. Попытался подняться, но он снова толкнул меня так же сильно, и я снова упал.

— Ненависть — это то, что поможет тебе победить соперника, — проговорил он. — Вставай!

Я поднялся, но он снова толкнул меня.

— Давай! — кричал он. — Разозлись на меня! Дерись! Или из тебя никогда не получится мужчины!

Я вставал и опять оказывался на полу. Поднимался и снова падал. Со всех сторон напористое: «Дерись! Дерись! Дерись!» — монотонное и всепроникающее, как мантра. Я заорал, вскочил, бросился на него, но он опять отправил меня на лопатки. Сказал:

— Тряпка! Что ты кидаешься как девчонка, чему я тебя учил?!

И… и всё.

На лице Алии появляется разочарование. Она недоумевает:

— И всё?

— Ну да, — пожимаю плечами.

— А чём закончилась эта ситуация?

— Ну… не помню. Наверное, он закончил свой этот «мастер-класс», и я домой пошел.

— А родителям рассказали? Ну, что тренер вас толкал.

Вздыхаю:

— Рассказал. Мама ответила, что «у Саши просто такая методика».

Она молчит. Долго. Смотрит куда-то мимо меня, и мне тоже хочется обернуться: проверить, что там? Или, может, мне следует говорить дальше — что-то еще?

Переводя взгляд на моё лицо, она спрашивает:

— А где тогда был Джошуа?

— Не знаю.

— Вы больше не дружили?

— Нет. Уже… года два или три на тот момент.

— Поссорились?

Если бы… Качаю головой:

— Там… долгая история.

Алия смотрит на часы, потом снова на меня. Я понимаю: наш час подходит к концу. Но она вдруг спрашивает:

— Расскажете?

Странно, я же сказал, что история долгая. Почему она позволяет затягивать нашу сессию?

Но начинаю говорить.

В тот год, когда появилось дзюдо — третий класс, девять лет — отношения родителей перестали клеиться. То есть, совсем перестали. Они всегда смотрелись друг с другом немного нелепо: мама такая «железная леди» и папа, который боялся сказать при ней лишнее слово. Было видно, что он ей не подходил, она ведь любила «настоящих мужчин».

Оказалось, она ему изменяла с моим тренером. Когда это вскрылось, родители разошлись, папа уехал на съемную квартиру, а мама привела домой Александра Юрьевича и он жил с нами около полугода. Потом она с ним тоже разошлась, ну, по тем же причинам.

Я толком ничего об этом не помню: ну жили и жили. Меня это не касалось. Я много времени проводил с папой и с бабушкой, дома было не очень комфортно, он всё-таки чужой нам человек.

Но под Новый год случилось… кое-что странное. Тренер подарил мне самосвал — такой большой, что в нём и вправду можно было песок катать — и вот мы с Джошуа пошли на улицу и катали в нём снег. Придумали, что лепим снеговика в пустыне: нашли во дворе пустырь, где не было снега, и начали возить его туда на самосвале, типа такая гуманитарная помощь снегом для жителей Сахары. Было весело, пока Джошуа не сказал:

— Александр Юрьевич просил меня брать его письку в рот.

Я тогда думал, что все фразы, в которых звучит слово «писька», смешные независимо от контекста, поэтому начал хохотать. А Джошуа сказал:

— И мою брал.

Я, смеясь, уточнил:

— Брал твою письку в рот?

Мне казалось, что это ещё смешнее: типа, не много ли чести? Но Джошуа кивнул, и ему, кажется, было не смешно. Я растерялся, не знал, что ответить, и поэтому сказал ему принести ещё снега.

Мы продолжили играть и больше об этом не говорили до конца дня, но его слова не давали мне покоя, я не мог перестать об этом думать: ну, всё-таки это странно, какие-то письки во рту — что к чему? Азы сексуального образования, полученного в школе и во дворе, у меня уже были, я знал немного про секс, даже про минет. Например, думал, что женщины беременеют, потому что им в рот кончают, они глотают и у них в животе разрастается ребёнок. Понимаю, глупо, но даже с такой базой знаний было понятно, что член взрослого во рту у ребёнка — это… неправильно.

Вечером, пока мама резала салаты под «Иронию судьбы», я подошел к ней, сел напротив и доверительно поделился:

— Джошуа мне сказал, что Александр Юрьевич брал его письку в рот.

Мама стукнула ножом по доске — ну, как будто рука соскочила, — и спросила:

— Ты что, совсем обалдел?

Я залепетал:

— Просто… так Джошуа сказал, это не я…

Она рассердилась:

— Думаешь, от его лица можно любую чушь говорить?

Бросив на столешницу нож, она поднялась и быстро направилась на кухню, увлекая меня за собой. Я пошел, а там… Она вытащила красную кружку с Гуфи и Дональдом Даком — из неё всегда пил Джошуа — и разбила её об пол. Она распалась большими осколками, и один из них чуть не угодил мне в ногу. Я расплакался, потому что было страшно, а мама начала кричать:

— Кружка Джошуа! Рисунки Джошуа! Игрушки Джошуа! Теперь Джошуа пытается развалить мои отношения, да?! Это отец тебя научил?! Когда ты это прекратишь?!

Я беспомощно мямлил:

— Что прекращу?..

Потом она посмотрела на меня — видно, что с усилием, — но через секунду сказала совсем легко…

Запинаюсь, обрывая свой рассказ. От неожиданного воспоминания проходит холодок по коже: разве могла она такое сказать?..

Алия заинтересованно подается вперед — впервые я вижу в ней такую степень включенности в терапию. Она