Читать книгу - "Джошуа - Микита Франко"

из нас.

Вздрагиваю, отвлекаясь от воспоминаний: что-то странное. Сознание меняется, как будто я перестаю быть сгустком мыслей, и становлюсь человеком.

Темнота рассеивается. Она вытягивает меня к свету против моей воли: я пролетаю над спортзалом, выкинутый в пространство неясной, но пугающей энергией, и падаю в солнечный квадрат, сбивая Диму с ног. Я не понимаю.

Это его время. Его место. Сегодня не пятница.

Это всегда происходит только в одном случае.

Ну, нет, нет, нет…

Чувствую тело. Чувствую скованность. Чувствую мягкий ковёр под коленями. Не чувствую одежды.

Открываю глаза. Вижу член.

Джошуа — Димa [12]

Мне снится Джошуа. Впервые за много лет.

Я вижу нас обоих со стороны: мы без сознания, плывём в грязно-зеленом пространстве, медленно опускаемся на дно Мензы. Нам девять, я выгляжу одетым в точно такую же курточку с рисунком Гуфи на спине, в какой щеголял в третьем классе. А Джошуа… Не могу разобрать. Он похож на образ. Я как будто таким его и помню: образным, почти эфемерным, без четких линий. Словно он набросок.

Вода мутная и очень холодная. Я чувствую, как меня морозит, и хочу вытащить из воды нас обоих, но не могу пошевелиться. Беспомощно бросаюсь вперед, но не приближаюсь ни на метр. Ненавижу такие сны.

Просыпаюсь еще до будильника. Понимаю, что не могу спать из-за боли: в висках давит, в ушах — звенит, как будто похмелье.

Я долго лежу, не открывая глаз. Чувствую: если это сделать, солнечный свет больно ударит по голове. Но когда тёплые пальцы касаются моей щеки, мне хочется разлепить ресницы. Посмотреть на него. На Влада.

И я смотрю — чуть-чуть, через щелки. Он, подперев голову рукой, разглядывает меня сверху-вниз и выглядит обеспокоенным.

Сонно спрашиваю:

— Что такое?

А он спрашивает:

— Ты в порядке?

— Голова болит, — отвечаю.

Но, кажется, он не об этом. Словно нарушен какой-то другой порядок.

Я с усилием открываю глаза, морщась от избытка света.

— Что-то случилось?

Он потерянно смотрит, пытается что-то прочесть по моему лицу. Говорит:

— Ты… был странный ночью. Ты не помнишь?

Пытаюсь вспомнить ночь. Мы занимались сексом? Оглядываю себя. На мне трусы, а после секса я засыпаю голым. Но всё ведь к этому шло? Мы стояли вот здесь, возле кровати, жались к стене, целуясь, и я тянулся к шкафу — там, на дверце, висели мягкие хлопковые веревки. Хотел попросить связать меня. Но не попросил?

Признаюсь:

— Я не помню.

Жду, что он тяжело вздохнет, как это делает всегда, если речь заходит о моей памяти, но он начинает извиняться:

— Это я виноват. Прости.

Не понимаю:

— В чём виноват?

— Я сделал… в общем, не надо было так, наверное.

Начинаю тревожиться.

— Что ты сделал?

— Я хотел, чтобы ты посмотрел мне в глаза.

— И я посмотрел?

— Я снял ленту. И ты посмотрел.

Тревога разрастается. Я не могу смотреть в глаза, когда занимаюсь сексом. Это кажется физически невозможным, как выворачивать стопы, выгибать пальцы к кисти, распадаться на атомы. Действие за пределами моих возможностей. Я даже не пытаюсь, я сразу прошу: не надо.

И Влада просил. Тогда зачем он?..

— Прости, — виновато повторил он, в сожалении сводя брови. — Просто так иногда сложно…

Не знаю, за что он извиняется. Не могу на него злиться, потому что ничего не помню. Это пугает. Я себя пугаю.

— И что было? — уточняю, боясь услышать ответ. — Когда это случилось…

— Ты отшатнулся… Стал какой-то другой. Говорил странные вещи.

Замечаю, что он уходит от ответа, и настаиваю:

— Какие? Расскажи по порядку. Я не помню ничего.

И он рассказывает.

Этой ночью мы занимались сексом. Это я помню. Я попросил закрыть мне глаза и связать (ага, всё-таки попросил). Влад так и сделал, зафиксировал мои руки за спиной. Началась прелюдия, всё как обычно: он помог опуститься перед ним на колени, я попытался зубами расстегнуть ширинку на его брюках (мы даже смеялись!), он сам вытащил член и поднес его к моим губам. Потом это случилось. Он потянул за ленту, чтобы посмотреть мне в глаза, и я сначала застыл («Как магия, знаешь, в Гарри Поттере: «Ступефай!» или что там», — говорит Влад), а потом начал испуганно отползать, пока не уперся спиной в кровать. Влад спросил, что случилось, а я сказал… Тут Влад запинается, но всё-таки договаривает. Я сказал:

«Ты какого хрена со мной делаешь?»

Он подумал, что я так расстроился из-за ленты, предложил завязать глаза обратно, но я разозлился еще сильнее:

«Издеваешься? Ты сраный насильник, ты какого хрена меня связал?!»

«Я не… я не насильник, — Влад, конечно, удивился моим заявлением (я тоже, слушая, удивляюсь). Он сказал: — Давай я развяжу»

Из-за того, что я ужасно нервничал и елозил, натирая веревками руки, Влад решил освободить меня как можно быстрее и взял для этого складной нож, с которым мы обычно выбирались за город. Он обрезал веревки и, когда закончил, я вырвал у него нож и стал угрожать.

На этом моменте я ему не верю. Но Влад очень серьёзно говорит, что я смотрел ему в глаза и говорил: «Я убью тебя».

Я перебиваю:

— Такого не может быть. Ты, наверное, преувеличиваешь. Может, я другое говорил?

— Ты держал лезвие возле моей глотки. Вот здесь, — он точным движением показывает на себе.

По коже бегут мурашки. Еще ничего не понимаю, но уже всё чувствую: внутренние органы подбираются к горлу.

Шепотом спрашиваю:

— И что потом?

— Ты отрубился.

— Отрубился?

— Да. Как будто выключили. И спал до утра.

— И ты остался со мной? — не верю своим глазам.

— Ну да. Тебе же… явно было плохо.

Поднимаюсь с постели, чувствую, как трясет. Подхожу к нашему шкафу, открываю дверцы (веревок там уже нет — теперь их только выкинуть), закрываю, иду обратно к кровати, сажусь, встаю, иду к окну. Бессмысленные действия, которыми я измеряю комнату, а в голове: «Я сумасшедший… Я сумасшедший…»

Говорю вслух:

— Я псих. Рядом со мной опасно.

— Стой, малыш, стой, — он поднимается, перехватывает меня на середине комнаты за плечи, заглядывает в глаза. — Может, ты просто устал? Это, наверное, какое-то перенапряжение. Что у тебя на работе? В городе какой-то треш. Еще и эта машина в реке…

Да, машина в реке. Накануне я говорил Владу, что переживаю об этом: у последней жертвы нашли Тиндер, настроенный на мужчин. Среди других жертв женат только один, остальные — взрослые и одинокие. Внешне. Но вдруг кто-то правда… кто-то правда убивает геев?

Эти мысли