Читать книгу - "Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов"

— бояре — люди упоминаемые в связке с "боярами" посадники, гриди, сотские, десятские, нарочитые мужи относятся, как одна из составных частей, к людям[2361], либо, напротив, под боярами подразумевается вся дружина. В этой связи логичнее признать, что либо летописец в данном случае просто механически совместил реалии начала XII в. со своими представлениями о реалиях эпохи Владимира, либо вообще не задавался целью перечислить состав дружины. Скорее всего, произошло своеобразное "смещение" смыслового содержания в, казалось бы, цельном летописном сюжете. В качестве примера подобного "смещения" можно привести следующий текст ПВЛ: "И по сих братьи держати почаша родъ ихъ княженье в Полях, [а] в Деревляхъ свое, а Дреговичи свое, а Словене свое в Новегороде, а другое на Полоте, иже Полочане от нихъже. Кривичи же седять на верхъ Волги, а на верхъ Двины и на верхъ Днепра, ихже градъ есть Смоленскъ; туда бо седять Кривичи. Таже Северъ от нихъ. На Белеозере седять Весь, а на Ростовьскомъ озере Меря, а на Клещине озере Меря же. А по Оце реце… Мурома языкъ свои, и Черемиси свои языкъ, Мордва свои языкъ. Се бо токмо словенескъ языкъ в Руси: Поляне, Деревляне… А се суть инии языци, иже дають дань Руси: Чудь, Меря, Весь, Мурома, Черемись, Мордва…: си суть свои языкъ имущее…"[2362].

Как видим, единый композиционный сюжет несколько раз, по ходу развития, меняет смысловую нагрузку. Открывается он констатацией того, что у полян начал держать княжение род братьев-основателей. Далее, логично развивая эту мысль, летописец перечисляет "княжения" у других восточнославянских "племен" с, если так можно выразиться, "географической привязкой". Начиная с кривичей, прерывается мотив "княжений", но продолжается перечень восточнославянских "племен" и их "географическая привязка". Плавно перейдя от восточнославянских "племен" к финноугорским, в заданном режиме летописец перечисляет местоположение веси, мери, и муромы. Потом, с той же муромы, опять меняется смысловая направленность: происходит переход к констатации того, что мурома, черемисы и мордва говорят на своем языке. Далее идет перечень славяноговорящих на Руси и, в завершение, перечисляются другие народы, платящие Руси дань и говорящие на своем языке. Среди таковых фигурируют и уже ранее упоминавшиеся в качестве обладающих собственным языком мурома, черемисы, мордва.

Таким образом, летописец в сюжете о Владимировых пирах вначале мог дать перечень тех, кто, по его мнению (или сведениям), принимал в таковых участие[2363]. Далее поведал о том, чем же князь потчевал гостей. После этого пересказал предание о том, как по требованию дружины Владимир исковал серебряные ложки. Ну и, естественно, в соответствии с критериями идеального князя, изобразил оного совещающимся с дружиной о делах, так сказать, "государственных". Не будем забывать также, что рассматриваемый текст является составной частью более обширного сюжета о пирах и милостыне князя Владимира. Начинается он с рассказа о спасении князя от печенегов под Василевым, поставления по данному повода церкви и организации восьмидневного пира, продолжившегося по возвращении Святославича в Киев. Далее повествуется о том, что князь такие праздники "по вся лета творяше", что он, подражая Соломону, организовал снабжение необходимым убогих и нищих. И уже после этого следует цитировавшийся выше текст.

Наиболее вероятное значение боярин в рассматриваемом сюжете — знать, в том числе, возможно, сановная. В то же время связанные со знатью нарочитые мужи и старци градские, если следовать логике ПВЛ, не являются боярами. Следовательно, и среди знати сколько-нибудь удовлетворительно конкретизировать место и статус бояр не представляется возможным. Это знать, но, скорее, не конкретная, а абстрактная. Только методом исключения и предположения можно превратить бояр в дружинную знать[2364].

Более конкретно второе известие, связанное с трагическими событиями 1093 г.: "[И] прибегоша к реце Стугне, и вбреде Володимеръ с Ростиславомъ, [и] нача оутопати Ростиславъ пред очима Володимерима. И хоте похватити брата своего и мало не оутопе самъ. И оутопе Ростиславъ, сынъ Всеволожь. Володимеръ же пебредъ реку с малою дружиною, — мнози бо падоша от полка его, и боляре его ту падоша, — и перешедъ на ону сторону Днепра, плакася по брате своемъ и по дружине своей, пришедъ Чернигову печаленъ зело"[2365]. Правда, прямого указания на то, что бояре составляют старшую дружину и здесь нет. Зато перед нами единственное известие ПВЛ, где русские бояре участвуют в битве. В остальных сообщениях ПВЛ "русские бояре" никак не связаны с войной или войском. Летописец описывает не мало сражений, в которых принимали участие русские, но ни с одной из битв не связаны бояре. Иное дело — мужи. Когда отрок-кожемяка победил печенежина, Владимир за это "великимь мужемъ створи того и отца его"[2366], а не боярином. В битве место мужам. Показательно, что когда речь идет о войне или заключении мира наши князья советуются с дружиною (да и о строи земленем и о оуставе земленем[2367], о выборе веры — с боярами и старцами, суде над младшим князем — с боярами и людьми. Причем никогда не советуются только с боярами, как, например, византийские императоры.

О том, что боярам присущи в какой-то мере и военные функции, помимо летописного сообщения под 1093 г., косвенно свидетельствуют данные о византийских[2368]и венгерских боярах[2369]. При этом если в "византийском" варианте не вполне ясны военные функции "сановных бояр" (может быть это просто сановники, находившиеся в войске), то в отношении венгерских бояр, казалось бы все ясно: они пали на поле боя. Тем не менее, и данное известие, описывающее одно из бурных событий рубежа XI–XII вв., кажется "ясным" и "прозрачным" только на первый взгляд. Ведь в том же сражении погиб и епископ, который никак не мог входить в состав дружины. Могут возразить, что он входил в войско в качестве духовного лица. И это будет верно. Но с таким же успехом в войске могли присутствовать представители знати, не входившие в состав собственно дружины. Впрочем, речь, скорее всего, здесь действительно идет о знати военной.

Как бы там ни было, на страницах ПВЛ, бояре, преимущественно, так или иначе связаны с князем, за исключением двух сообщений под 1015 и 1018 гг. Так, в 1015 г., Святополк Окаянный, замыслив погубить братьев, пришел ночью к Вышгороду, "призва Путшю и Вышегородьскые болярьце, и рече имъ: "Прияте ли ми всемъ сердцемъ""[2370]. Под 1018 г., после поражения Ярослава на р. Буг, новгородцы стали собирать деньги "от мужа по 4 куны, а от старостъ по 10 гривен, а от бояръ по 18 гривен"[2371]. Кто такие эти "вышегородьскые болярьце" и новгородские "бояре"? Вряд ли представители старшей