Читать книгу - "Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов"

сюжету содержится в "Житии Авраамия Смоленского", написанном в первой половине XIII в. и испытавшем на себе влияние "Жития Феодосия", в том числе и в рассказе о выборе места для монастыря. Однако в смоленском произведении содержатся интересные подробности по истории хозяйства горожан и топографии околоградской местности конца XII — первой половины XIII в. Так, когда епископ Игнатий задумал создать каменную церковь и монастырь, он нашел подходящее ровное место за городом, "и скупи ограды овощныя окрестъ его"[2280]. Иными словами, наиболее подходящее место оказалось занято горожанами под огороды и епископу пришлось их скупать. Эти огороды, как следует из произведения, являлись собственностью не уличанских общин, а горожан (Игнатий скупи огороды, что, как представляется, подразумевает отношения со многими субъектами правообладания, а не с одним). Вполне вероятно, что за городом имелись не только огороды, но и хлебные поля горожан. Эти участки, села в значении поля, могли обрабатываться как силами самих горожан, так и их челяди. Наиболее состоятельные могли иметь и загородные села-дворы.

Как и другие произведения средневековой поры, "Житие Феодосия" свидетельствует о многих опасностях, подстерегавших тогда человека. Причем не в экстремальных условиях, а в обычной рутинной повседневности. Много хлопот доставляли разбойники[2281]. Дабы обезопасить себя и свое имущество, монахам приходилось ограждаться от внешнего мира высокой стеной и устанавливать охрану. Несоблюдение этих условий грозило нападением разбойников. Это могла быть достаточно большая банда, способная, по уверению Нестора, перебить всех иноков[2282].

Еще более доступны для грабежа были села. Но и здесь иноки и их челядь не дремали. Нестор с умилением рассказывает, например, как Феодосий пожалел разбойников, схваченных в одном из монастырских сел[2283]. Кроме того, села, как и монастырь, охраняли и внеземные силы. Подобно твердой стене, ограждала монастырские села от разбойников молитва, о чем автор жития поведал в двух ракурсах: рассказав о творимой Феодосием по ночам оградительной молитве и проиллюстрировав ее действенность бесхитростным рассказом одного разбойника, чьи планы поживиться ночью в одном из монастырских сел разбились о вышеозначенную сакральную защиту[2284]. Житие ничего не говорит о том, использовали ли простые граждане магические приемы для ограждения своих усадеб. Но о том, что "расслабляться" никому не приходилось, свидетельствует рассказ о "стрегущиихъ" свои дома, которые (прямо таки в полном соответствии с предписаниями Русской Правды) схватили группу ночных разбойников, связали, и повели в город к судье[2285].

Серьезная опасность подстерегала путников[2286]. Так, Феодосий, не знавший дороги в Киев[2287], отправился туда за купеческим караваном, держась от него поодаль, чтобы не попасться на глаза ("не являяся имъ") купцам, ехавшим "на возехъ съ бремены тяжькы". С наступлением сумерек купцы становились на ночное становище, а Феодосий устраивался на ночлег самостоятельно, так, чтобы не открыть своего присутствия, и не потерять купцов из виду. Но вернемся к опасности: она, кажется, разлита повсюду. Опасность подстерегает купцов, не случайно, поэтому, объединявшихся в группы. Это обеспечивало им защищенность, которая, конечно, не была абсолютной, но особенно наглядно проявлялась на фоне незащищенности Феодосия, охраняемого только Богом[2288]. Феодосию, видимо, следовало опасаться не только разбойников, для которых одинокий путник представлял легкую добычу, но и самих купцов. Молодой, физически крепкий мужчина, путешествующий один, вдали от дома являлся соблазнительной добычей, которая неплохо оплачивалась на невольничьем рынке. Свидетелей преступления на трактах, тем более пустынных, как правило, не бывает. Проданный даже в соседнюю землю человек вряд ли когда сыщется родными. У купцов же было гораздо больше вариантов распорядиться живым товаром. А заметать следы они умели. Это у них "профессиональное качество". Не поэтому ли Феодосий не попадался на глаза купцам, боясь, в то же время, потерять их из виду… Блаженный, как мы помним, не знал дороги в Киев.

Интересны и другие штрихи к портрету той эпохи. Путешествие Феодосия из Курска в Киев длилось три недели[2289] (к вопросу о скорости движения купеческих караванов). Интенсивность движения на дорогах, даже ведущих в столицу, была крайне низкой. Поэтому спутников было найти нелегко, а когда они находились, то воспринимались как посланные Господом[2290]. Впрочем, тогда все свершалось "по приключаю Божию".

Но главная угроза, конечно же, исходила от врага рода человеческого. Она подстерегала всех и повсюду. Даже монастырь не всегда служил здесь надежным прибежищем. Через его высокие заборы, через суровые уставы, посты и молитвы проникали извечные спутники человека — пороки: любодеяние, воровство, клевета, пустословие, ссоры, пьянство, обжорство, братоненавидение (с которыми приходилось бороться Феодосию)[2291]. Линия открытых боевых действий, буквально, проходила по монашеским кельям, в которых бесы пытались искусить остававшихся наедине иноков[2292]. Сказанное — не в укор монахам. Не удивительно, что пороки проникали в их среду: они ведь пришли из мира, да и не могли полностью порвать с миром. Удивительно, что многие справлялись с этими пороками, противостояли "бесовским наваждениям".

Не забыты в житии и евреи, к которым, якобы, тайно по ночам уходил Феодосий и жарко спорил с ними о Христе, "коря же и досажая темъ, и яко отметьникы и безаконьникы техъ нарицая". Если верить Нестору, Феодосий ожидал, что после такой проповеди примет от иудеев смерть[2293]. Однако обошлось. Трудно сказать, насколько опасны были такие проповеди среди евреев, да еще совершаемые тайно. Вполне возможно, что кто-нибудь "попроще" Феодосия мог поплатиться за них жизнью. Но, насколько искренни были ожидания мученической смерти Феодосием? Думается, Нестор здесь явно сгущает краски, вводя в житие важный агиографический элемент — миссионерской деятельности (диспута с иноверцами), связанной (связанного) с риском для жизни. Поскольку Феодосий никуда за пределы Руси не отлучался (собственно, основная деятельность его прошла в Киеве и его окрестностях), не доносил слово Господне до диких языческих народов, не сталкивался в жарких схватках с "латинянами" и т. п., Нестор нашел ему искомое опасное миссионерское поприще прямо в Киеве. Возможно, какие-то прения с иудеями и имели место. Но вряд ли бы кто из них рискнул поднять руку на Феодосия: это могло закончиться печально для всей иудейской общины Киева. И ее представители не могли не понимать этого.

* * *

Показательно, что большинство упоминаемых в "Житии" социальных терминов имеют книжное происхождение. Исключение — князья, отроки, купцы. Правда, отдельные книжные понятия накладывались на реальные, порождаемые жизнью социальные персонажи (сироты, вдовицы, убогие…), другие, постепенно становились социальной реальностью Древней Руси. Речь идет не только о терминах, обозначавших разные категории духовенства, но и, например, о понятии бояре, которое впоследствии не только будет обозначать конкретную