Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

главным инженером, воздав по заслугам, что в истории случается чрезвычайно редко.

7 сентября Наполеон снова получил дурные вести: в Португалии капитулировал Жюно, проигравший битвы при Ролисе и Вимейру небольшому (всего 13 000 человек) английскому экспедиционному корпусу Артура Уэлсли[184]. По условиям подписанной 30 августа Синтрской конвенции (за излишнюю мягкость Уэлсли позднее отдали под трибунал, однако оправдали), английский флот переправил во Францию армию Жюно с вооружением и даже добычей, но стало очевидно: Португалия потеряна.

Наполеона критиковали за то, что в тот момент он не отнесся к Уэлсли, который в августе 1809 года стал виконтом Веллингтоном, серьезнее, но, учитывая прежние терпевшие неудачу морские десанты англичан (в 1799 году в Голландии, в 1805 году в Неаполе, в 1805–1806 годах на севере Германии, в 1807 году в Штральзунде, Александрии и Южной Америке, в 1808 году в Швеции), его отношение понятно. В следующие пять лет Веллингтон сильно помог испанской и португальской армиям и партизанам изгнать французов с Пиренейского полуострова ценой менее 10 000 жизней англичан. В августе 1810 года, когда стало понятно, что Веллингтон действительно грозный противник, Наполеон добавил в статью Le Moniteur параграф, в котором назвал его «сипайским генералом», командовавшим лишь солдатами-индийцами. Возможно, Наполеон не знал, что среди индийцев, воевавших на стороне англичан, встречались превосходные бойцы{1837}.

18 сентября в Сен-Клу Наполеон выпустил знаменитое воззвание, в котором пообещал мир лишь тогда, когда будет повержен «леопард», то есть Англия, захвачен Гибралтар и отмщен Байлен:

Солдаты! Я нуждаюсь в вас. Отвратительное присутствие леопарда оскверняет Испанию и Португалию; пусть в ужасе бежит прочь при вашем приближении. Понесем же своих орлов, не знающих поражений, к Геркулесовым столпам [к Гибралтару] – еще есть оскорбления, требующие отмщения. Солдаты! Вы превзошли славу армий современности, но сравнились ли вы своей славой с солдатами Рима, которые в рамках одной кампании одерживали победы на Рейне, Евфрате, в Иллирии и на Тагусе [Тахо]? Долгий мир и верное процветание увенчают ваши труды{1838}.

Победить будет тем легче, рассказывал он Жозефу, что «испанский народ жалок и труслив, он напоминает известных мне арабов»{1839}.

В Париже Наполеон не терял времени даром. Он убедился, что законодатели приняли все меры для призыва на службу 60 000 рекрутов 1806–1809 годов, и посетил панораму на бульваре Капуцинок, 21, изображавшую Тильзит. На следующий день он отбыл в Эрфурт, в 644 километрах от Парижа, и прибыл туда через пять дней.

Свидание в Эрфурте состоялось в период явного охлаждения франко-российских отношений. Настало, как Наполеон объяснил Савари, «время оценить прочность успехов в Тильзите»{1840}. Весь тот год Наполеон писал теплые письма царю Александру («В этих немногих строках я открыл вашему величеству всю свою душу… Наши усилия в Тильзите определят судьбу мира»). После победы французов под Фридландом и включения Финляндии в состав Российской империи кризис разрешился, и Александра стал тяготить альянс, дорого ему обходившийся из-за глубоко непопулярной у русских континентальной блокады{1841}. Ранее в том месяце Александр писал матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне, что «интересы вынуждают» его к союзу с Францией, но, «если все будет по воле Божьей, придет час, когда мы спокойно будем наблюдать падение Наполеона… Мудрость политики в выжидании, чтобы действовать в подходящий момент»{1842}. Ехать в Эрфурт необходимо, объяснял он, ведь это «спасет Австрию и сохранит ее силу до верного часа, когда ее можно будет применить ради всеобщего блага. Этот час может быть близок, но еще не настал; торопить его означало бы все погубить, все потерять». России «надо иметь возможность некоторое время дышать свободно и увеличивать в течение этого столь драгоценного времени наши средства и силы… А для этого мы должны работать в глубочайшей тайне и не кричать о наших вооружениях и приготовлениях публично, не высказываться открыто против того, к кому мы питаем недоверие»[185]{1843}. В частной переписке Александр продолжал называть Наполеона «Бонапартом», иногда – «корсиканцем»{1844}. Приказывая министру иностранных дел графу Николаю Румянцеву сохранять близость с Францией, Александр в дипломатической и военной сферах готовился «действовать в подходящий момент».

Эрфурт, прелестный городок в Тюрингии, избрали для свидания потому, что это был французский анклав в центре Рейнского союза, личное владение Наполеона со времен Тильзита. Наполеон встретил Александра в 8 километрах от города 28 сентября, в среду. Выйдя из карет, монархи «сердечно обнялись»{1845}. Александр надел звезду ордена Почетного легиона, Наполеон – русский орден Андрея Первозванного. В Тильзите Александр подарил Наполеону малахитовые столик, вазу и канделябры, теперь выставленные в Малахитовом салоне версальского Большого Трианона. В Эрфурте Наполеон преподнес Александру один из двух изготовленных в Севре сервизов со сценами из «Путешествия в Нижний и Верхний Египет» Виван-Денона. Этот подарок справедливо считается одним из самых щедрых, когда-либо преподнесенных друг другу монархами[186]{1846}. За столом Наполеон сажал Александра по правую руку. Они почти каждый день обедали вместе, навещали друг друга в личных покоях, провожали до дверей и всякий раз прощались. Ежевечерне они даже по очереди сообщали гофмаршалу пароли ночных караулов.

До сих пор сохранились места, где квартировали царь (на площади Ангерплац), Наполеон (теперь в этом здании государственная канцелярия) и где они встречались (в барочном Кайзерзале, построенном в 1715 году). Наполеона сопровождала многочисленная свита, в том числе Бертье, Дюрок, Маре, Шампаньи (министр иностранных дел), Ремюза, Савари, Коленкур, Дарю, Лористон, Меневаль, Фэн, врач Юван, четыре шталмейстера и восемь пажей{1847}. В августе 1807 года Наполеон отправил Талейрана в отставку, поскольку короли Баварии и Вюртемберга пожаловались на неумеренное мздоимство министра иностранных дел{1848}. При этом Талейран остался великим вице-электором и сохранил в этом качестве доступ ко двору и к Наполеону. Императору нравилось общество Талейрана («Вам известны почтение и привязанность, которые я питаю к этому министру», – говорил Наполеон Раппу), поэтому его слепота неудивительна. Наверное, Наполеон не вполне понимал, что сам же позволял Талейрану торговать секретами. Ценя опытность Талейрана, император взял его и в Эрфурт. После того как Талейран убедил Наполеона казнить герцога Энгиенского, издать Берлинский декрет о континентальной блокаде, одобрил вторжение в Испанию, остается лишь удивляться, что Наполеон прислушивался к его советам, однако это так. Приглашение Талейрана в Эрфурт стало серьезным просчетом: Талейран не простил Наполеону отставки и продавал французские планы и русским и австрийцам, одновременно рекомендуя ему вывести войска из Германии{1849}. «Государь! – сказал Талейран царю Александру во время первой их тайной встречи в Эрфурте. – Зачем вы сюда приехали? Вы должны спасти Европу, а вы в этом успеете, если только будете сопротивляться Наполеону. Французский народ – цивилизован, французский же государь – нецивилизован; русский государь – цивилизован, а русский народ – нецивилизован; следовательно, русский государь должен быть союзником французского народа»{1850}.

В свите Александра состояли 26 высших должностных лиц империи. Кроме того, в Эрфурте присутствовали четыре короля – Баварии, Саксонии, Вестфалии и Вюртемберга, а также князь-примас Рейнского союза Карл Дальберг, два великих герцога и двадцать других князей, старшинство которых определялось датой присоединения к Рейнскому союзу. (Боссе счел это решение Наполеона мудрым и придающим союзу больше значения{1851}.) Подчеркнутое дружелюбие в совокупности с балами, концертами, парадами, приемами, банкетами, спектаклями, охотничьими выездами и фейерверками не означало, что переговоры шли легко. Самые важные вопросы два императора обсуждали наедине. «Ваш император Александр упрям как мул, – заявил Наполеон Коленкуру. – Он глух ко всему, чего не хочет слышать»[187]{1852}. Наполеон дразнил Коленкура, намекая на его симпатии, но царь действительно не желал слушать жалобы Наполеона о том, что русские таможенные чиновники позволяют тайно ввозить английские товары в Санкт-Петербург и так далее. Во время одного объяснения Наполеон швырнул наземь шляпу и стал топтать. «Вы вспыльчивы, а я упрям, – хладнокровно заметил Александр. – Со мною ничего нельзя поделать при помощи гнева. Будем говорить и рассуждать, или же я ухожу»[188]{1853}.

Участие