Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

отдыхом льва. Он раскаивается в том, что забыл это… От берегов Вислы мы перенеслись к берегам Немана со скоростью орла. Вы праздновали в Аустерлице годовщину коронования, в этом году вы достойно отпраздновали годовщину Маренго, положившую конец войне Второй коалиции. Французы, вы были достойны вас и меня. Вы возвратились во Францию, покрытые всеми вашими лаврами, после завоевания мира, несущего в себе гарантию его продолжительности. Настало время, чтобы наша родина жила в покое и была избавлена от хитрых козней Англии. Мои добрые дела докажут признательность и бесконечность моей любви к вам[168]{1702}.

19 июня, когда русские ушли за Неман и сожгли мост в последнем на пути прусском городе Тильзите (совр. Советск), Александр отправил князя Дмитрия Лобанова-Ростовского просить перемирия. В 14 часов в Тильзит приехал Наполеон. Пруссакам, не способным продолжать войну без русской поддержки, теперь просто пришлось идти в кильватере царской дипломатии. После двух дней переговоров было заключено месячное перемирие, а вечером третьего дня Наполеон пригласил Лобанова-Ростовского к обеду, пил за здоровье царя и говорил о том, что Висла есть естественная граница двух империй, тем самым намекая, что в случае достижения мира он не станет претендовать на собственно российскую территорию. После этого стремительно была достигнута договоренность о встрече французского и русского императоров. Нейтральную территорию для переговоров обеспечил генерал Жан-Амбруаз Бастон де Ларибуазьер, командовавший гвардейской артиллерией: он построил павильон на плоту посередине Немана, у Тильзита, где прошла линия прекращения огня{1703}. «Мало какое зрелище представляет больший интерес, – рассказывал Наполеон в 85-м бюллетене. – На обоих берегах появились большие толпы солдат, желавших увидеть встречу»{1704}. Ее целью, повторял Наполеон, было не более и менее как «дать покой нынешнему поколению». После восьми месяцев похода ему хотелось заключить мир, возвратиться в Париж и продолжать руководить глубокими преобразованиями всех сторон жизни французов.

Встреча императоров 25 июня 1807 года, в четверг, замечательна далеко не только избранным для нее необычным местом. Это одна из величайших в истории встреч на высшем уровне. Хотя на вершине власти истинная дружба невозможна, Наполеон сделал все, чтобы расположить к себе 29-летнего российского самодержца и завязать теплые личные и продуктивные рабочие отношения. Мирные договоры – подписанный 7 июля с Россией и два дня спустя с Пруссией – фактически разделили Европу на две сферы влияния, французского и русского.

Наполеон первым причалил к плоту, и, когда туда взошел Александр в темно-зеленом мундире гвардейского Преображенского полка, они обнялись. Первой произнесенной царем фразой была: «Я буду вашим помощником во всем, что вы делаете против Англии»{1705}. (Менее торжественный вариант: «Я ненавижу англичан так же, как и вы».) Александр не выказывал столь же сильную неприязнь к английскому золоту, которое он годами охотно принимал, но, что именно ни было бы произнесено, Наполеон немедленно признал, что два правителя могут заключить соглашение по широкому кругу вопросов (позднее он объяснил: «Эти слова изменили все»){1706}. Они удалились в роскошный шатер и два часа беседовали наедине. «Я только что встретился с императором Александром, – писал Наполеон Жозефине. – Я очень им доволен. Это молодой, чрезвычайно добрый и красивый император. Он гораздо умнее, чем думают»{1707}.

Над входом в павильон (Наполеон счел его «красивым») помещались российский и французский орлы, а на фронтонах были нарисованы (зеленой краской) огромные буквы N (Наполеон) и А (Александр), но вензель Фридриха-Вильгельма III – FW – отсутствовал. Король Пруссии находился в Тильзите, но ему дали понять его подчиненное положение. В первый день переговоров Фридриха-Вильгельма III даже не пригласили на плот, и ему пришлось дожидаться, сидя на берегу в русской шинели, пока два государя, не испытывавших к Пруссии безотчетной любви, решали судьбу его государства{1708}. Прусского короля пригласили на плот 26 июня, на второй день переговоров, чтобы Александр представил его Наполеону, и Фридриху-Вильгельму стало ясно, что грядущий франко-русский союз дорого обойдется Пруссии. Когда в 17 часов второго дня переговоров Александр приехал в Тильзит, его встретили артиллерийским салютом в сто выстрелов, его приветствовал лично Наполеон, подготовивший царю ночлег в лучшем доме города. Когда же приехал Фридрих-Вильгельм III, не было ни салюта, ни встречи, и определили короля на постой к местному мельнику{1709}. Прусскому королю не пошло на пользу и то, что и Наполеон и Александр считали его человеком педантичным, ограниченным и скучным{1710}. «Он полчаса говорил о моем мундире и пуговицах, – вспоминал Наполеон. – И я наконец сказал: “Вам стоит расспросить моего портного”»{1711}. В следующие дни три монарха рано ужинали, прощались, а затем Александр направлялся в покои Наполеона и они до поздней ночи беседовали без Фридриха-Вильгельма III.

Монархи проводили много времени, устраивая смотры своим гвардейским частям, обмениваясь наградами (по просьбе Александра Наполеон вручил русскому гренадеру орден Почетного легиона), и произносили на пышных приемах льстивые здравицы в честь друг друга. Однако отношения Наполеона с царем определили именно их ночные разговоры о философии, политике и военном искусстве. Александр в письмах сестре упоминал, что они беседовали иногда по четыре часа. Императоры обсуждали континентальную блокаду, европейскую экономику, будущее Османской империи и методы принуждения Англии к переговорам. «В Тильзите я болтал [je bavardai], – вспоминал Наполеон, – называл турок варварами и говорил, что их следовало бы изгнать из Европы, но я никогда не собирался этого делать, поскольку… не в интересах Франции, чтобы Стамбул попал в руки австрийцев или русских»{1712}. Одна из самых абсурдных бесед была посвящена выяснению вопроса, какая форма правления лучше. Самодержец Александр высказался за выборную монархию, а Наполеон (его право на престол подтвердил хотя бы плебисцит) одобрил самодержавие. «Да и кто заслуживает быть избранным? – спросил Наполеон. – Люди, подобные Цезарю и Александру [Македонскому], появляются раз в столетие. Тогда выбор явно становится делом случая, а переход власти между тем заслуживает большего, чем бросание костей»{1713}.

Александра к заключению мира подталкивала мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна, считавшая, что за Гогенцоллернов пролито уже довольно русской крови, и брат, великий князь Константин, который открыто восхищался Наполеоном. Заключенное в Тильзите соглашение едва ли соответствовало масштабу поражения русских. Пруссия заплатила почти сполна, но Россия не утратила никаких территорий, за исключением Ионических островов (в том числе Корфу, который Наполеон назвал «ключом к Адриатике»){1714}. Наполеон гарантировал, что не станет принуждать к вступлению в Рейнский союз те германские государства, которыми управляют родственники царя (например, Ольденбурги). Александр согласился вывести войска из недавно отвоеванных у турок Молдавии и Валахии, которые никогда не принадлежали России, и получил взамен согласие Наполеона на захват у шведов Финляндии. Единственной важной уступкой, которую Александру пришлось сделать в Тильзите, стало обещание присоединиться к континентальной блокаде: это, по мысли Наполеона, значительно усилило бы давление на Англию, чтобы принудить ее к миру. Тогда же Александр пригласил Наполеона в Санкт-Петербург. «Мне известно, что его страшит холод, – заметил он французскому послу, – но я сделаю так, что он не пожалеет о поездке. Я прикажу натопить его покои до египетской жары»{1715}. Кроме того, Александр повелел сжигать в России антинаполеоновские книги и называть в печати своего союзника «Наполеоном», но никогда – «Бонапартом»{1716}.

Пруссию (в противоположность исключительной мягкости, проявленной к России) победитель подверг суровому наказанию. «Крупнее всего я ошибся в Тильзите, – позднее объяснял Наполеон. – Я должен был низложить прусского короля. Я усомнился на мгновение. Я был уверен, что Александр не стал бы этому противиться – при условии, что я не заберу себе владения короля»{1717}. Русские отняли у Пруссии Белостокскую область на востоке Польши (едва ли это можно назвать дружественным шагом), но все остальные кары наложил Наполеон. Из захваченных пруссаками в ходе Второго и Третьего разделов Польши земель он выкроил Великое герцогство Варшавское: поляки надеялись, что это будет первым шагом к восстановлению их королевства, пусть и без самостоятельной внешней политики,