Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

и рожью (колосья выросли уже по грудь) равнина более 3 километров ширины, на юге граничившая с густым Сортлакским лесом. Равнину рассекает Мюленское озеро, также с обрывистыми берегами. Беннигсен со штабными офицерами и прикомандированным английским генералом Джоном Хели-Хатчинсоном благоразумно поднялся на колокольню фридландской церкви, откуда отлично просматривались окрестности. Однако он не увидел, что три понтонных моста, наведенных вдобавок к каменному мосту в городе, находятся слишком далеко за его левым флангом, и если мосты будут уничтожены или запружены войсками, то Фридланд – находящийся почти в речной петле – превратится в огромную ловушку.

Воскресной ночью 14 июня (в годовщину битвы при Маренго) между 2 и 3 часами Удино привел солдат на поле перед деревней Постенен. Удино – до мозга костей солдат, задиристый и грозный, любимый бойцами, – за время службы был ранен 34 раза, потерял в кампанию 1805 года несколько зубов, а вскоре и часть уха{1694}. (У самого Удино, единственного из девяти выживших детей в семье, было десять детей. Он коллекционировал глиняные трубки, был художником-любителем, а вечера в походах проводил с Даву, гася свечи выстрелами из пистолета.) Удино отправил солдат в Сортлакский лес, а по всему фронту началась интенсивная ружейная и артиллерийская перестрелка. Когда с драгунской дивизией подоспел талантливый кавалерийский командир, генерал-аристократ Эммануэль де Груши, у Ланна (к которому к этому моменту подошла саксонская легкая кавалерия) оказалось людей достаточно, чтобы до подхода Наполеона сдерживать около 46 000 русских.

Беннигсен отправил через Алле во Фридланд массу войск с приказом начать рассредоточение у Гейнрихсдорфа, откуда они смогли бы угрожать французским тылам. Ланн послал к Гейнрихсдорфу кирасиров Нансути, отогнавших передовые русские части, а затем со стороны Постенена быстро подошел Груши, атаковавший врага с фланга и взявший русские батареи, изрубив беззащитную прислугу. Смешавшаяся кавалерия французов попала под контрудар, но к 7 часам утра Груши выровнял фронт восточнее Гейнрихсдорфа.

Начался беспорядочный бой, и маршал Ланн – хитрый, ловкий гасконец – оказался здесь в своей стихии. Прикрывшись необычно широкой полосой застрельщиков в высоких хлебах, он то вводил, то выводил из леса небольшие отряды пехотинцев и конников и так замаскировал истинную численность своих войск: переправившимся через Алле шести русским дивизиям он по-прежнему мог противопоставить всего 9000 человек пехоты и 8000 кавалерии. К счастью, когда Беннигсен развернул силы и атаковал, подоспел корпус Мортье, занявший Гейнрихсдорф как раз перед подходом русской пехоты. Оставив в деревне три гренадерских батальона Удино, Дюпа встал на правом фланге. Затем на поле боя явилась польская дивизия Мортье. Три польских полка генерала Яна Генрика Домбровского при поддержке артиллерии в Постенене также заняли позиции. Отчаянно дравшаяся в Сортлакском лесу дивизия Удино, сдерживавшая русскую пехоту, фактически пожертвовала собой. К 10 часам к Ланну подошла дивизия генерала Жана-Антуана Вердье, и численность французов достигла 40 000.

Беннигсен понял, что торопившийся к Фридланду Наполеон вводит в бой все больше войск, и изменил прогноз. Теперь он лишь надеялся удержать до темноты свои позиции, чтобы отступить. Но в этих широтах в середине лета темнеет очень поздно. В полдень на своей арабской лошади явился Наполеон, прискакавший из Прейсиш-Эйлау с едва поспевавшим за ним телохранителем. Удино – в пробитом пулями мундире, на раненой лошади – попросил: «Дайте подкрепления, и я сброшу русских в реку!» С холма за Постененом Наполеон немедленно заметил огромный тактический просчет Беннигсена. Из-за того что Мюленское озеро рассекает равнину, в тылу левого фланга русских оказалась река, а это опасно.

Пока ждали подкреплений, Наполеон приостановил битву: он был уверен, что Беннигсен, даже заметив свой промах, не сумеет его исправить. Солдаты с обеих сторон воспользовались возможностью найти укрытие и воду. Многие бредили от жажды: день был безоблачный, душный, с температурой 30 ℃ в тени, а они провели много часов, надрывая зубами пропитанную селитрой оболочку патронов. Наполеон, сидя на простом стуле, позавтракал черным хлебом в пределах досягаемости русских пушек. Когда свита попросила его укрыться, он возразил: «Они [русские] пообедают с меньшим удобством, чем я позавтракаю»{1695}. Тем, кто беспокоился, что становится поздновато для атаки, и предлагал перенести ее на следующий день, он заметил: «Мы не дождемся, чтобы неприятель дважды совершил подобную ошибку»{1696}. Солдат и дипломат Жак де Норвен наблюдал, как Наполеон ходил туда-сюда, сшибая хлыстом высокие сорняки, и говорил Бертье: «День Маренго, день победы!»{1697} Наполеон хорошо ощущал пропагандистский потенциал круглых дат и, кроме того, был суеверен.

В 14 часов он приказал возобновить битву в пять вечера. Нею предстояло наступать на Сортлак, Ланну – продолжать удерживать позиции в центре, а гренадерам Удино – выдвинуться влево, чтобы отвлечь русских от Нея. Мортье было приказано захватить и удержать Гейнрихсдорф, а Виктор с гвардией остался в резерве за центром позиции. По воспоминанию Хели-Хатчинсона, с колокольни Беннигсен и его штаб видели «горизонт, будто стянутый широким поясом из сверкающей стали»{1698}. Беннигсен распорядился отступать, но было слишком поздно, и ему пришлось немедленно отменить приказ: теперь, когда приближался враг, отход мог обернуться катастрофой.

В 17 часов прозвучал сигнал к атаке: три залпа из двадцати орудий. Пехота Нея (10 000 человек) устремилась в Сортлакский лес и к 18 часам очистила его. Затем колонны Нея выступили против левого фланга русских. Дивизия генерала Жана-Габриэля Маршана ворвалась в деревню Сортлак и буквально сбросила многих ее защитников в Алле. Затем Маршан отправился вдоль реки на запад и преградил выход с полуострова, заблокировав русских во Фридланде. Теперь французские артиллеристы просто не могли промахнуться. С юго-запада во Фридланд (по дороге из Прейсиш-Эйлау) Наполеон отправил корпус Виктора.

Когда изможденные солдаты Нея стали отходить, Сенармон разделил свои 30 орудий на две равные батареи с 300 зарядами на пушку и 220 – на гаубицу. Протрубив сигнал «Атаковать с фронта», французские расчеты поскакали вперед, сняли орудия с передков и открыли огонь с 600, затем с 300, 150 и – картечью – с 60 ярдов. Русские гвардейцы Измайловского и гренадеры Павловского полков попытались взять батареи, однако всего за 25 минут потеряли около 4000 человек. Два картечных залпа сорвали кавалерийскую атаку. Левый фланг русских был полностью разгромлен и прижат к берегу Алле. Маневр Сенармона вошел в учебники по военной стратегии (хотя полегла и половина прислуги) как «артиллерийская атака». Получивший пополнения корпус Нея с 59-м линейным полком впереди с запада ворвался во Фридланд и к 20 часам захватил город. Русских прижали к мостам, мосты загорелись, и много солдат утонуло при переправе.

В тот момент на равнине появились дивизии Ланна и Мортье, и русские части, стоявшие справа от Фридланда, были просто сброшены в реку. Многие русские солдаты дрались до конца в штыковом бою, а 22 эскадрона кавалерии ушли вдоль берега. Разгром при Фридланде не сопровождался преследованием побежденных, как после Йены, и это можно объяснить жарой, усталостью, наступившей темнотой и разграблением города французами, искавшими провиант. Кроме того, возможно, Наполеон считал, что полное истребление русской армии затруднит переговоры с императором Александром, а к тому времени Наполеон уже сильно желал мира. «Их солдаты в целом хороши», – заявил он Камбасересу. Прежде Наполеон этого не признавал – и вспомнил об этом лишь пять лет спустя{1699}.

Если учитывать только сосредоточение сил и средств, Фридландское сражение – самая эффектная (после Аустерлица и Ульма) победа Наполеона. Сам потеряв убитыми, ранеными и пропавшими без вести 11 500 солдат, он наголову разбил русских, потери которых достигли 20 000 человек (43 % армии), хотя лишь около 20 орудий{1700}. Сто хирургов во главе с Перси трудились ночь напролет, и позднее генерал вспоминал «луга, покрытые конечностями, отделенными от тел, – эти страшные места калечения и расчленения, которые армия называла лазаретами»{1701}.

На следующий после битвы день Лесток оставил Кёнигсберг. Наполеон выпустил знаменитый бюллетень:

Солдаты! 5 июня мы были атакованы русской армией. Враг не посчитался с причинами нашего бездействия; он слишком поздно заметил, что наш отдых был