Читать книгу - "Земля ковбоев. Настоящая история Дикого Запада - Кристофер Ноултон"

таких как бароны-разбойники позолоченного века или современные деятели в сфере высоких технологий, чей успех измеряется гигантскими состояниями, мы знаем гораздо лучше, нежели хозяев крупных ранчо, чьи устремления так часто приводили их к разорению.

Любое исследование эры открытых пастбищ преподносит множество уроков. Прежде всего подтверждается идея о том, что великие мужчины (а также женщины, хотя в этой книге о них сказано не так много) могут оказывать непропорционально большое влияние[545] на ход исторических событий — тезис, впервые выдвинутый Томасом Карлейлем в 1840-е гг. В качестве доказательства можно привести блестящее наследие Рузвельта в области охраны природы и медицинские открытия Теобальда Смита. Также становится ясно, что экономика может восторжествовать над личностью, характером, индивидуальной инициативой, но при этом также не стоит забывать об удаче. Чтобы преуспеть в торговле скотом, как и в большинстве других видов бизнеса, необходимо было иметь неоспоримые конкурентные преимущества, и наиболее очевидным из них является контроль монополий, или обладать уникальными навыками и технологиями. Но даже при наличии таких преимуществ надо было быть достаточно обеспеченным, чтобы пережить неизбежные спады, и достаточно осмотрительным, чтобы не связаться с аферистами и мошенниками. Как и в случае любого другого вида инвестирования, если вы вовремя вписались в бум, удачно выбрали время или воспользовались преимуществом первопроходца, вы вполне могли стать таким же богатым, как скотоводы Илифф и Вибо, владелец мясоперерабатывающих предприятий Свифт или титаны производства колючей проволоки Глидден и Поспорь-на-Миллион Гейтс. Но если вы упустите возможность, погонитесь за толпой на Уолл-стрит, инвестируете слишком поздно, столкнетесь с нехваткой финансирования или просто потеряете бдительность, то рискуете оказаться на свалке в результате экономического кризиса — то, с чем сегодня сталкиваются многие талантливые, трудолюбивые люди.

Марк Твен в своих мемуарах «Налегке» передал это ощущение рухнувших ожиданий, когда размышлял о собственных приключениях в те годы на американском Западе. Его словами можно описать опыт почти каждого 25-летнего жителя царства скотоводов: «Так развеялись мои мечты. Так растаяло мое богатство. Так рухнул мой воздушный замок, повергнув меня в бездну отчаяния и скорби»[546]. Подобно многим скотоводам и ковбоям, Твен в 25 лет уехал из дома на Запад в поисках приключений, успеха и возможности разбогатеть. Вместо этого он нашел, по словам историка Хэмлина Хилла, «хладнокровных убийц, нечестных присяжных, бумажные спекуляции акциями и обманутые надежды, включая его собственные»[547].

Это был «естественный отбор» по Дарвину на открытых пастбищах, как это часто происходит в капиталистическом обществе, — борьба за выживание, стремление победить в конкуренции, адаптироваться на лету к меняющимся условиям, которые были связаны с появлением новых технологий, зарождением монополий, изменением законодательства, колебаниями рынков и нестабильностью погоды. С одной стороны, история «говяжьего бума» — это летопись поразительной человеческой изобретательности и технологического прогресса. С другой стороны, это типичная история бедствий, которые выпадают на долю тех, кто игнорирует экономические или экологические реалии в безоглядной погоне за американской мечтой. Эра скотоводства на открытых пастбищах и ее роль в формировании Америки заслуживают более широкой известности — хотя бы для того, чтобы послужить поучительным предостережением всем нам.

Послесловие

«Навеки выбитый из седла»

В 1903 г., через год после выхода в свет романа «Виргинец», Мортон Фрюэн повел своих детей на шоу Буффало Билла «Дикий Запад» в лондонском районе Эрлс-Корт. Старый разведчик и охотник на бизонов Билл Коди, который когда-то помогал русскому князю Алексею Романову убить своего первого бизона, уже давно прославился на весь мир как владелец странствующего цирка, который давал иностранцам возможность почувствовать атмосферу американского Старого Запада — с настоящими индейцами, инсценированными перестрелками, галопирующими лошадьми и выступлениями женщины-стрелка Энни Оукли. В период с 1887 по 1906 г. шоу восемь раз объехало Европу с гастролями, что способствовало популяризации мифа о ковбое во всем мире. Несколько участников шоу из Вайоминга опознали в толпе высокого Мортона Фрюэна, поскольку помнили его по ранчо на реке Паудер. Они пригласили его забраться на желтый дедвудский дилижанс[548], который теперь был частью шоу. Вместе с сидевшим рядом свояком — сэром Джоном Лесли — Фрюэн под бурные аплодисменты правил дилижансом на арене Эрлс-Корта, преодолев две «индейские засады».

Это было последнее появление Мортона Фрюэна в качестве ковбоя. И он выглядел счастливым, помогая в карикатурном виде представить миф, в создании которого принимал участие.

Его последним крупным предприятием стала сделка, которую он заключил в 1906 г. от имени канадской компании Grand Trunk Railroad, — развитие порта Принс-Руперт в провинции Британская Колумбия за опцион на приобретение тысячи акров земли. Но, как и Джозеф Маккой 39 лет назад при переговорах с другой железнодорожной компанией, Фрюэн не позаботился о том, чтобы оформить соглашение в письменном виде. Руководство компании, разумеется, пошло на попятный, начались многолетние судебные тяжбы, и Фрюэн не получил за свои усилия ни цента.

Как-то на одном из званых ужинов в Ирландии Фрюэн столкнулся со своим старым врагом и соседом по скотоводческой ферме Хорасом Планкеттом, который руководил ликвидацией фрюэновской компании Powder River Cattle. Этот субтильный на вид ирландец вернулся из Вайоминга на родину и добился большой известности (и рыцарского звания), развивая молочные кооперативы по всей Ирландии в условиях затяжного кризиса сельского хозяйства. Мужчины бросали друг на друга грозные взгляды, не вставая со своих мест, и отказались общаться. Помириться им удалось лишь в конце жизни, когда Планкетт великодушно простил давний долг Фрюэна.

Ирландский слуга Мортона Мак, который преданно служил ему с тех пор, как Мортон учился в Кембриджском университете, умер от рака горла за два года до смерти самого Фрюэна. Мак сопровождал Фрюэна в более чем сотне трансатлантических путешествий, зачастую работая без оплаты. В конце жизни он отрастил длинную белую бороду и, как говорили, был очень похож на Льва Толстого. «Мне бесконечно не хватает его появления по утрам», — писал Фрюэн в своих мемуарах.

Весной 1922 г. Фрюэн перенес инсульт. Осознав — возможно, впервые в жизни, — что ему суждено умереть, он сидел в кресле в тени одного из огромных суковатых дубов на территории своей обветшавшей усадьбы Брид-Плэйс и периодически кричал: «Я УМИРАЮ!» — всем, кто мог его слышать[549]. Он писал письма друзьям, сообщая, что находится на краю пропасти, но обращался уже не за деньгами, а за сочувствием[550]. У него развилась навязчивая идея по поводу кишечника[551], и в зимние месяцы он настаивал, что для того, чтобы «обеспечить дефекацию»,