Читать книгу - "Счастливые неудачники - Юрий Михайлович Оклянский"

и редкостной зеленой заграничной дубленке. Светская женщина. Главное и лучшее украшение скромной двухкомнатной квартирки Слуцких, обходительная и заботливая хозяйка, ненавязчивый дирижер дружеских компаний. А кроме того — печатала на машинке рукописи, была первым критиком и советчиком.

Для сдержанного и сурового на ласку Бориса Абрамовича, изведавшего по сравнению с Таней, кажется, на две жизни больше, в их бездетной семье она как бы соединяла все сразу — любимую женщину, литературного соратника и чуть ли не ребенка — в одном лице.

Та форма лейкемии, рака крови, которая обнаружилась у Тани, — неизлечимая и чаще всего скоротечная болезнь, человек сгорает в считанные месяцы. Но с присущей ему солдатской верностью и искренним убеждением, что человек, если только по-настоящему захочет и не будет щадить себя, может все, Борис Абрамович вступил в единоборство с самой смертью.

Надо сказать, что немало помогала в этом и Таня, у которой неожиданно для окружающих обнаружился сильный характер и твердость духа. Она даже удивляла некоторых знакомых легкими упоминаниями о том, что смертельно больна. Но никогда не жаловалась.

Спасение жены Слуцкий сделал целью всей своей дальнейшей жизни. Он творил чудеса. Целыми неделями и месяцами не отходил от Тани, нянчился с ней, как с ребенком. Доставал какие-то немыслимые лекарства, отыскивал в разных краях страны редких специалистов, преодолевая тысячи трудностей, не однажды отправлял жену на лечение в Париж. На помощь приходили друзья, без которых ему было бы не осилить такие поездки, не выстоять даже материально; щедро отдавал свою валюту от зарубежных изданий Евгений Евтушенко. И что же? Смерть, поколебавшись, начала отступать. В болезни возникали длительные ремиссии. Иногда Тане было даже настолько хорошо, что Слуцкие выезжали на летний отпуск в Крым и вечерами купались в теплом море.

Гибель жены Борису Абрамовичу удалось отсрочить и оттянуть на годы. И однако природа взяла свое. Последний приступ болезни случился в писательском Доме творчества в Малеевке.

В те дни среди других там находились Инна Лиснянская и Семен Липкин. Липкин дружил со Слуцким. В свое время тот настойчиво внедрял идею, позже общепринятую, что Липкин не только замечательный переводчик, но и самобытный поэт. Слуцкий отнес в издательство «Советский писатель» первый сборник оригинальных стихотворений Липкина, и он же устроил их первое общественное прослушивание в писательском клубе. Лиснянская чаще других из находившихся в Доме творчества навещала больную.

Поэт Инна Лиснянская, которая собирала Таню в больницу, рассказывает, как мужественно та держалась. Уже не могла пошевелиться, лицо без кровинки, бледное как простыня, а распоряжалась бодро: «Возьмите то-то… там!»

На следующий день она умерла. Слуцкий выглядел потусторонне. И на похоронах, и в ближайшие недели от всяких попыток вступить с ним в контакт отговаривался, почти механически твердя одну и ту же фразу: «Таня в тот последний день сказала, что Инна очень добрая». Больше от него ничего нельзя было добиться. Даже заполучить его к себе на обед Лиснянской и Липкину, жившим в Москве с ним по соседству, так и не удалось.

Смерть жены явилась не просто страшным ударом для Б. Слуцкого, опрокинувшим весь его жизненный уклад. Она нанесла непоправимое поражение последним его попыткам одолеть судьбу, задержаться в жизни, идейно и нравственно сокрушила остатки его стоицизма, которому он следовал всегда. Она стала окончательным крахом его воззрений.

После похорон Борис Абрамович много ночей не спал. Затворившись у себя в кабинете, он писал и писал. Стихи лезли из него неудержимо. Откуда-то брались, слагались, многими десятками… Пока не пошел на убыль судорожный взрыв энергии. Пока поэт не выплеснулся до конца, не опустошился, не иссяк, весь не израсходовался в творческой вспышке. И это были, кажется, последние стихи в жизни, которые он написал…

Жить дальше было незачем и не для чего. Когда-то он написал в стихах о своей умиравшей почти девяностолетней старушке матери, которую он, отсиживая в больнице, день ото дня кормил с ложечки, как беспомощное дитя, — «вся исписана страница этой жизни». Теперь так же, до конца, была «исписана» его собственная страница.

Песня поэта оборвалась. Но физически он оставался жить, и продолжали печататься новые книги и неизвестные стихи Б. Слуцкого, до читателя доходил свет уже погасшей звезды.

Появившийся в 1978 году сборник «Неоконченные споры» открывается стихотворением «Тане»:

Ты каждую из этих фраз

перепечатала по многу раз,

перепечатала и перепела

на легком портативном языке

машинки, а теперь ты вдалеке.

Все дальше ты уходишь постепенно.

…………………………………………………………

Все то, что было твердого во мне,

стального, — от тебя и от машинки.

Ты исправляла все мои ошибки.

А ныне ты в далекой стороне,

где я тебя не попрошу с утра

ночное сочиненье напечатать.

Ушла. А мне еще вставать, и падать,

и вновь вставать.

Еще мне не пора.

Том стихотворений «Избранное. 1944–1977» (М., 1980), выпущенный издательством «Художественная литература» к его 60-летию, Б. Слуцкий предварил печатной надписью, вновь обращенной к жене, не к ее памяти, а к ней самой, так, будто бы она живая: «Посвящается Татьяне Дашковской». Он жил уже только прошлым.

В писательском Доме творчества в Дубултах, где одно время находился Борис Абрамович, друзья заметили, что он не вышел из своей комнаты к завтраку, затем к обеду… Он лежал на кровати, заложив руки за голову, и неподвижно смотрел перед собой. Когда его спрашивали, почему он опять не выходил из комнаты, Борис Абрамович отвечал только: «Просто я никого не хочу видеть». У него началась тяжелая затяжная депрессия.

Поэт Александр Межиров, навещавший Слуцкого в больнице, рассказывал, как Борис Абрамович впервые переступил порог общей палаты для душевнобольных, где находилось еще пять или шесть постоянных жильцов. Опустившись на указанную ему койку, Борис Абрамович осмотрелся, затем так, чтобы слышали все присутствующие, вежливо, но строго предупредил: «Учтите, я ни с кем не разговариваю!» Затем лег, натянул на голову одеяло и замолк.

Так, произнося только самые необходимые слова, он пролежал в больничных палатах несколько лет. Иногда читал книги, связно, но без особого интереса разговаривал с навещавшими его друзьями. Всегда вежливо благодарил за визит, за передачу, но просил поскорее уйти, потому что устал, ему тяжело их видеть, трудно поддерживать беседу.

В заболевании Б. А. Слуцкого просматривалась странная, однако же своя логика. Жизнь не хотела развиваться по тем разумным и добрым установлениям, как того чаяла нежная и справедливая душа поэта, она не захотела быть правильной, не подчинилась его воле. И тогда он сделал свой выбор