Читать книгу - "Господин Тарановский - Дмитрий Шимохин"

одному, бесшумно, как кошки, мы просочились внутрь периметра.

Город встретил нас запахом гари. Он был вездесущим, въедливым, забивающим легкие. Улицы, которые я помнил живыми и шумными, теперь были похожи на лабиринт мертвеца. Развороченные мостовые, дома с провалившимися крышами, черные провалы окон, смотрящие на нас пустыми глазницами.

Поперек улицы громоздилась баррикада — наскоро наваленная гора из мебели, дверей, мешков с землей и камней. Мы перелезли через нее, стараясь не задеть торчащие гвозди.

Я ориентировался по памяти. Нам нужно было к центральной площади, где, по моим расчетам, должен был находиться штаб обороны.

Мы двигались вдоль стен, вжимаясь в самую густую тень. Под ногами хрустело битое стекло и черепица. Каждый такой звук отдавался в ушах грохотом, заставляя сердце замирать. Казалось, сам город слушает нас, затаив дыхание.

Мы вышли на небольшую площадь перед разрушенным храмом. Здесь было чуть светлее. Я сделал знак ускориться, чтобы быстрее пересечь открытое пространство.

И вдруг тишина взорвалась.

Из темного, черного провала окна ближайшего полуразрушенного дома, прямо над нашими головами, раздался резкий, гортанный крик:

— Стой! Кто идет⁈

И тут же, с другой стороны, полный паники и ярости вопль:

— Чжуньбэй! Тревога! Враг в городе!

Со всех сторон — из окон, с крыш, из-за груды камней, которую мы приняли за мусор, — на нас уставились десятки черных зрачков. Дула ружей.

Сухой, хищный треск взводимых курков прозвучал как приговор.

— Не стрелять! — крикнул я, вскидывая руки, но понимая, что может быть уже поздно.

Глава 16

Глава 16

Сухие, злые щелчки взводимых курков прозвучали в тишине приговором. Мы были в ловушке.

— Свои! — заорал я снова, во всю мощь легких, вкладывая в голос всю властность, на которую был способен. — Русские! Не стрелять! Ведите меня к Левицкому!

Наступила мертвая, звенящая тишина. Скрип камня под чьим-то сапогом, тяжелое дыхание. Затем из-за ближайшей баррикады донесся недоверчивый, хриплый голос:

— Кто такой? Откуда?

— Я Тарановский! — крикнул я в ответ. — Я вернулся!

Имя, брошенное в ночную тьму, подействовало, как удар грома. Послышалось изумленное перешептывание. Фигуры за баррикадами зашевелились. Наконец, одна из них, рослая и бородатая, сильно отличавшаяся от щуплых китайцев, осторожно поднялась во весь рост.

— Тарановский?.. Сам Владислав Антонович? — в голосе звучало неверие. — Живой?..

Напряжение спало так же резко, как и возникло. Из-за укрытий к нам начали подходить люди. Оборванные, с осунувшимися, перемазанными пороховой гарью лицами. Не солдаты. Вчерашние старатели, рудокопы, торговцы, волею судьбы ставшие гарнизоном.

— Живой, мужики. И не один пришел, — сказал я, приказывая своим казакам оставаться у пролома и держать оборону.

Бородач подошел ближе. Взглянув в лицо, я узнал его: вольнонаемный, из забайкальцев, нанятых Мышляевым, а звать его…

— Пахомов, ты? Веди к Левицкому, — повторил я. — Быстро. И по дороге рассказывай.

Все разрешилось. Радостно оглядываясь, казак повел нас вглубь мертвого города. Ноги то и дело спотыкались о камни и какие-то обломки. Воздух был густым от запаха гари, пыли и чего-то еще — сладковатого, тошнотворного запаха тления. У подножия одной из баррикад в неестественных позах застыло несколько тел в цинской форме. Их никто не убирал.

— Ад здесь, ваше благородие. Самый что ни на есть ад, — хрипло заговорил Пахомов, перешагивая через балку. — Две недели уже почти держимся. А последнюю неделю… последнюю они нас просто в землю вбивают.

Мы прошли мимо огромной, свежей воронки, в которую легко могла бы поместиться груженая телега.

— Вот, — кивнул старатель на яму. — Это их новые гостинцы. Бьют из больших пушек. Каждый день, без передышки.

Пахомов остановился у стены полуразрушенного флигеля. Он поднес к стене коптящий фитиль. В неровном свете я увидел то, что заставило меня замереть. Из кирпичной кладки, как чудовищный клык, торчал огромный, искореженный кусок металла.

— А вот один подарочек ихний не сработал. Застрял. Мы его ночью вытащили, нутрянку вытряхнули.

Я подошел ближе, осматривая, продолговатый, остроконечный артиллерийский снаряд калибром не меньше шести дюймов. Таких я не видел даже в арсеналах русской армии. Я провел пальцем в перчатке по медному ведущему пояску у его основания, счищая копоть. Да, это снаряды для нарезной артиллерии, по здешним меркам — самые наисовременные.

— Англичане… — тихо, почти про себя, выдохнул я. — Черти бы вас драли!

Пахомов, не расслышав, продолжал своим хриплым голосом:

— Стены нам крошат, как сахар. Мы ночью проломы заделываем камнями да мешками с землей, а они утром новый делают. Если так дальше пойдет, через неделю от Силинцзы и камня на камне не останется.

Я молча кивнул, погасив фонарь. Теперь картина была предельно ясна. За нас взялись всерьез, причем, вернее всего, с подачи Тулишена. Ему ничего не стоило дать взяту китайскому генералу, чтобы он привел сюда этот сильный и, что особенно удивительно — хорошо вооруженный отряд.

Мы подошли к большому, полуразрушенному зданию бывшего китайского ямэня. Из заложенных мешками окон тускло пробивался свет.

— Пришли, ваше благородие, — сказал Пахомов. — Командир наш здесь. В подвале.

Пахомов провел меня по темным, гулким коридорам полуразрушенного ямэня. Каждый шаг отдавался эхом, будто мы шли по гробнице. Он толкнул тяжелую, обитую железом дверь, и мы спустились по стертым каменным ступеням в просторный подвал.

Воздух здесь был спертым, пахло сыростью, пороховой гарью и остро, до тошноты — карболкой. При свете нескольких коптилок я разглядел низкие сводчатые потолки. Вдоль стен на соломенных тюфяках лежали раненые. Несколько человек, склонившись над разложенной на грубом столе картой, что-то тихо обсуждали. Это был мозг осажденного города, забившийся под землю, чтобы выжить.

За столом, спиной ко мне, сидела фигура в шинели. Голова была грубо, на скорую руку, обмотана грязноватым бинтом, из-под которого выбивались светлые, слипшиеся от пота и крови волосы.

Фигура медленно обернулась на скрип двери.

Это был Левицкий.

Лицо его осунулось, заросло светлой щетиной, под глазами залегли глубокие темные тени. Но глаза… Увидев меня, они расширились от абсолютного, невозможного неверия.

— Серж?.. — прошептал он. — Ты⁈

Он качнулся, поднимаясь из-за стола. Я шагнул ему навстречу. Мы крепко обнялись, молча хлопая друг друга по спинам. Это была судорожная, отчаянная хватка людей, встретившихся на том свете и не верящих, что оба еще живы.

— Слава Богу, ты здесь! Я уж думал, все… — глухо пробормотал он, вглядываясь мне в лицо.

— Ну что ты! Я же обещал