Читать книгу - "Господин Тарановский - Дмитрий Шимохин"

участок. Именно поэтому они его и бросили, оставив лишь формальный заслон. Десять уставших, расслабленных солдат на скале, уверенных, что враг может прийти только из долины.

Это была не дверь. Это была форточка. Узкая, опасная, но открытая.

Я выпрямился, отряхивая руки. Решение было принято. Мы пойдем через горы. Нейтрализуем «Орлиное гнездо», спустимся по отвесным скалам к стене и проникнем в город.

Я посмотрел на пленных холодным, оценивающим взглядом. Они смотрели на меня с надеждой, как собаки на хозяина. Они выложили все. Они были пусты.

— Достаточно, — сказал я.

Солдат, поняв по моему тону, что допрос окончен, начал было благодарить, кланяясь и пытаясь поцеловать мой сапог. Второй, молодой, вдруг заплакал, тихо, обреченно скуля.

Я повернулся к монголу.

— Этот, — я кивнул на унтера, давшего самые точные сведения, — пока поживет. Связать, кляп в рот, мешок на голову. Он пойдет с нами, покажет тропу к «Гнезду». Если соврал — сбросим со скалы первым.

— А второй?

Я посмотрел на плачущего парня. Он был лишним грузом. Лишним риском.

— Убери, — коротко бросил я. — Тихо.

Затем развернулся и пошел прочь, в темноту, где отдыхали оставшиеся.

— Готовь людей, Ермолай, — обратился я десятнику, оставшемуся за главного.

— Мы идем в горы, — и я изложил суть плана.

Через час я с пятеркой казаков, отправился в путь, объезжая город по широкой дуге, и добравшись до предгорий, спрятали коней, в большие перелески, и оттуда двинулись пешком.

Подъем был адовым. Скалы здесь, на западном склоне, вставали почти отвесной стеной, черной и скользкой от ночной сырости. Мы двигались медленно, мучительно, нащупывая каждый выступ, проверяя каждый камень, прежде чем перенести вес.

Пленный не соврал. Тропа, едва заметная, козья, действительно существовала, но без проводника мы бы искали ее до рассвета. Китаец, связанный по рукам, с петлей на шее, конец которой держал казаков, шел первым. Он знал: одно неверное движение, один звук — и веревку дернут, ломая ему шею, прежде чем тот успеет полететь в пропасть.

Час. Другой. Вершина приближалась.

Наконец, проводник остановился и вжался в скалу. Он указал подбородком вверх. Там, на небольшом плато, нависающем над долиной, темнел силуэт навеса. «Орлиное гнездо».

Я жестом приказал всем замереть.

Пост охраняли безалаберно. Пленный был прав: они были уверены, что с этой стороны к ним могут прилететь только орлы. Ни оклика, ни движения. Только слабый отсвет углей догорающего костра.

Казаки, как тени, скользнули вперед, растворяясь в камнях.

Мы ждали. Секунды тянулись, как часы. Я слышал только свист ветра в ушах и бешеное биение собственного сердца.

Затем донесся глухой, влажный звук удара. Короткая возня. Сдавленный хрип, бульканье. И тишина. Снова только ветер.

Из темноты вынырнула фигура.

— Готово, ваше благородие. Даже не проснулись толком.

Мы поднялись на площадку. Тела часовых уже оттащили в сторону, к краю обрыва. Путь был свободен. Но мы пришли сюда не ради убийства десяти сонных солдат.

Подойдя к самому краю скального карниза, осмотрелся по сторонам. Яростный ветер трепал полы шинели, будто пытаясь сбросить меня вниз. Я достал бинокль и поднес его к глазам. И замер.

Вдали, в огромной чаше долины, раскинулся океан огня.

Это было величественное и страшное зрелище. Лагерь цинской армии не спал. Тысячи костров, рассыпанных в строгом геометрическом порядке, рисовали карту войны огненными линиями. Виднелись освещенные фонарями палатки офицеров, длинные ряды коновязей, движение патрулей с факелами. Лагерь гудел, дышал, жил.

Я перевел бинокль ближе к городу. И холод пробежал по спине.

То, что я увидел, заставило меня стиснуть зубы. Пленные не врали про «рыжих дьяволов». Осада велась по всем правилам европейской военной науки.

От лагеря к стенам города шли зигзагообразные линии траншей — апрошей, которые, как шрамы, разрезали землю, подбираясь все ближе к крепостным стенам. Они были вырыты грамотно, с брустверами, защищающими от огня со стен.

Дальше виднелись артиллерийские позиции. На насыпных редутах, укрытые фашинами, чернели силуэты тяжелых орудий. Их жерла смотрели на город немигающими глазами смерти.

А у самой стены, в свете факелов, я заметил подозрительную суету. Кучки людей, тачки с землей, деревянные распорки…

— Минные галереи, — прошептал я себе под нос.

Они вели подкоп. Они не просто долбили стены ядрами, они готовили взрыв, который должен был обрушить целый участок укреплений. Грамотно. Методично. Смертельно.

Затем я перевел взгляд на сам Силинцзы.

Контраст был чудовищным. На фоне сияющего, жирного, богатого вражеского лагеря город казался черной, выжженной дырой. Провалом в преисподнюю. Разрушенные зубцы стен, обгоревшие остовы крыш. Город был темен и тих. Лишь в глубине, в лабиринте узких улочек, тускло мерцали редкие, одинокие огоньки — словно последние угли в остывающем костре.

Там, в этой тьме, задыхаясь от дыма и голода, жили и умирали мои люди.

— Держитесь, ребята… — прошептал я в ледяной ветер, и мои слова унеслись вниз, в темноту. — Помощь уже близко.

Я повернулся к своим людям. Они ждали, слившись с камнями.

— Уходим, — скомандовал я. — Мы спускаемся в город.

Спуск был еще страшнее, чем подъем. Мы скользили вниз по почти отвесной стене, цепляясь пальцами за выступы. Каждый шаг был риском. Одно неверное движение, один сорвавшийся камень, и мы не только разобьемся, но и выдадим себя — звук камнепада в ночной тишине будет подобен выстрелу.

Я шел первым, проверяя каждый уступ. За мной, как привязанные, двигались остальные. Напряжение было таким, что мышцы сводило судорогой, но мы спускались — метр за метром, в черную пасть долины.

Наконец, подошвы сапог коснулись мягкой, осыпающейся земли у подножия. Мы были внизу.

Теперь предстояло самое сложное. «Ничейная земля».

— Короткими перебежками, — шепнул я.

Мы двигались, пригибаясь к земле, превратившись в тени, скользили между камней, замирая каждый раз, когда со стороны цинского лагеря доносился окрик часового или ржание лошади. Ветер доносил до нас запахи — дыма, жареного мяса и чего-то сладковатого, тошнотворного.

Впереди черной громадой вырастала стена Силинцзы.

Она была похожа на избитого великана. Там, куда мы направлялись, зиял огромный, рваный пролом. Кирпичная кладка была выворочена наизнанку, огромные глыбы известняка валялись у основания, как рассыпанные кубики. Камни были черными от копоти и, казалось, оплавленными. Здесь работали те самые «дьявольские трубы».

Мы подошли к пролому. Тишина. Мертвая, пугающая тишина.

Я поднял руку, приказывая ждать. Сам, прижавшись к холодному камню, осторожно выглянул внутрь.

Никого. Только груды щебня и остовы сгоревших балок.

Чуть помедлив, я махнул рукой. По