Читать книгу - "Резюме сортировщика песчинок - Любовь Александровна Афоничева"

Стрелок ведь по-прежнему гуляет на свободе, а тут еще и мехимеры начали нападать на людей. За два дня – двое пострадавших. И снова оба из Песочницы.

Все это пренеприятнейше пахнет кризисом. Нет, даже Кризисом. Впрочем, мне, кажется, удается немного ее успокоить, описав мехимеру, которая меня погрызла, и объяснив, что она, скорее всего, была создана именно такой – способной на агрессию. Что подразумевает очередного – или того же самого? – мехимерника-социопата. А не потенциальное нападение сотен квазиживых существ, которые начали массово гавкаться по неизвестной причине. То есть кризис пока что – с маленькой буквы «к».

Умалчиваю я только о том, что присутствовал при «нападении» на Рура. И о том, что наши с ним случаи, хоть и кажутся похожими, едва ли связаны.

Впрочем, это пока открытый вопрос. Лысый мантикор знает, какой по счету.

Разглядывая восстановительную капсулу и прислушиваясь к болезненно-щекотным ощущениям в руке, я думаю о Черствой Ватрушке. Которая тоже вся из себя Открытый Вопрос.

Нет, не так – цепь открытых вопросов, свернутая клубком.

Кто она: мехимерница или просто хозяйка «кузнечика»? Да, она сказала, что не писала его, но ведь могла и соврать. Или сказать правду, но не всю. Например, «кузнечика» действительно написал по ее заказу кто-то другой, а она его вывернула. И если она это умеет, то могла написать и ту мехимеру, которая напала на меня…

И, может быть, наномехов – тоже?

Но даже если она – автор, в Песочнице должен быть кто-то, кто ей помогает. Потому что дверь Песочницы не пропустит постороннего без специального приглашения. И кто-нибудь ее бы заметил – на новое лицо непременно обратили бы внимание. Значит, либо она никак не связана с происходящим, либо Стрелок – это не один человек…

Слишком много допущений. Слишком мало фактов.

О Черствой Ватрушке стоило бы расспросить Рура, но вряд ли мы увидимся в ближайшие дни. Разве что он лежит в одной из соседних палат.

Интересно, что он сказал пиджакам? Какие подробности выдумал?

Или все-таки решился на правду?

Нет, это вряд ли. Лионэ тогда не приставала бы ко мне с расспросами и не тыкала себя пальцем в висок, а вовсю занималась бы поисками организаторов этих игрищ. Возможно, все той же Черствой Ватрушки.

Значит, Рур сочинил для пиджачки какую-то завиральную балладу. Было бы даже любопытно ее послушать. Но поскольку такой возможности у меня нет…

Бледно-серый стук в дверь отвлекает меня от сочинения порнографического и, на мой взгляд, очень смешного сказания о Героической Битве Рыцуцика с Тварью Малахитовой.

– Входи, кто бы ты ни был, гость неведомый, – кричу я. – Все равно запереться тут – дело невозможное.

«Гостем неведомым» неожиданно оказывается Венц.

Она вносит в палату литые косы, прохладное дуновение ноября, сумку, похожую на изящно скрутившийся осенний лист, и лимонадно-оранжевые тапочки, которые приходится надевать всем посетителям эс-комплекса.

– Привет.

Венц честно пытается смотреть мне только в глаза. Я даже думаю, она себе пообещала что-то вроде «не пялиться и не надоедать».

Но уже через пару секунд ее взгляд неудержимо соскальзывает на блестящую желтую сосиску, внутри которой маринуется моя пожеванная рука. Потом – на голубенькую тунику на завязочках. На мои голые колени с запятой шрама под левым. На икры, часто заштрихованные медными волосками. На длинные ступни с высоким подъемом.

– И тебе привет. – Я закидываю здоровую руку под голову и неспешно укладываю ногу на ногу.

Не люблю выглядеть нелепо и беспомощно. Зато люблю нервировать и смущать. И сейчас, кажется, складывается занятная ситуация, когда я могу делать то, что люблю, с помощью того, что не люблю…

Главное, не переборщить, потому что Венц может просто развернуться и уйти. А у меня тут не то чтобы очередь из посетителей.

– Неожиданно… нарядно. – Она указывает подбородком на желтую сосиску.

– Угу. Похоже, эскам нравятся веселенькие цвета. Как будто травма станет чем-то более радостным, если ее принарядить.

Венц подходит к окну. Задумчиво дергает себя за косу. Потом оборачивается:

– А какой цвет выбрал бы ты?

Я освобождаю здоровую руку из-под головы и пытаюсь пожать плечами. Но одно из них зафиксировано, так что получается не очень.

Возвращая руку на место, я думаю о том, что оранжевый цвет голоса Венц эскам бы, наверное, понравился. Хотя, возможно, на их вкус, оттенок бледноват…

Спохватившись, что пауза затянулась, отвечаю на ее вопрос:

– Серый. Синий. Темно-зеленый. Бежевый. Можно подобрать десяток более уместных оттенков, чем этот… цвет крыла испуганной канарейки.

Венц собирает на палец какие-то соринки с подоконника. Бросает косой взгляд на блестящую капсулу.

– А меня, наверное, устроил бы и такой, веселенький. Хотя что-то фальшивое в этом есть, согласна.

Она рассматривает коллекцию соринок на своем пальце, а я жду, когда она перейдет, наконец, к делу. Потому что вряд ли она пришла бы просто так, проверить, как я тут.

– Да, я чего хотела-то… – Венц решает оправдать мои ожидания. – Я хотела узнать: может быть, тебе что-то нужно? Вечером Тимьян заглянет, он собирался. И как раз мог бы занести… если есть какие-то пожелания.

Хорошо, не угадал. Пусть и без апельсинов или пирога с куррогатом, но, кажется, она пришла… просто меня навестить.

Венц смотрит на пустую тумбочку справа от моей кровати и добавляет:

– У тебя хоть кубик есть? Без дела и новостей… тошно здесь, наверное.

– Вот, кстати. Кубика нет, я его в тот вечер умудрился забыть в комнате. Так что, если Инхо его занесет… Пока скучать особо некогда – тут эски с пиджаками вовсю борются за мое внимание. Но на будущее он бы пригодился. Других пожеланий нет, а вот за кубик я был бы очень признателен.

– Хорошо. Я передам Тимьянычу, он захватит.

Венц аккуратно разматывает косу, которую раз пять успела обернуть вокруг руки. Несколько раз подбрасывает ее кончик в воздух. Скользит взглядом вдоль моей койки.

А может, и вдоль моих длинных ног, точно не скажешь.

Наконец, как будто решившись на что-то, она закидывает косу за спину и смотрит мне в глаза:

– Я еще хотела сказать… Ты явно делаешь что-то, что пугает Стрелка. Заставляет нервничать и действовать… очень резко. То есть, получается, ты делаешь что-то правильное. Каким-то образом подбираешься к нему все ближе. Так что… продолжай. Если, конечно, это возможно здесь. И если ты понимаешь, чем именно его напугал.

Я провожу ладонью по макушке, где уже проклюнулась щекотная медная щетина.

– Если бы понимал… Мне-то, наоборот, кажется, что я занимаюсь чем-то бессмысленным. Вроде сортировки песчинок.

– Значит, продолжай сортировать песчинки, – она смешно морщит