Читать книгу - "Художник из 50х Том II - Сим Симович"

— Сцена знакомства Василисы с Лешим, — говорил Шварц. — У вас они сразу находят общий язык. А что если сделать их встречу более драматичной? Пусть Василиса сначала боится духа леса, а он не доверяет человеку. Конфликт, а потом понимание.

— Хорошая идея, — согласился Гоги. — Это добавит динамики.

— А воевода, — подключился Михалков, — не должен быть однозначным антагонистом. Покажите, что он искренне верит в пользу своих действий. Пусть у него будет трагическая предыстория — погибшая в набегах семья, разорённое поместье. Тогда его стремление к прогрессу станет понятным.

Эрдман предложил изменить финальную сцену:

— У вас всё заканчивается слишком гладко. Воевода внезапно прозревает и меняет планы. Это выглядит неубедительно. Лучше сделать так: он всё же строит дорогу, но идёт на компромисс. Обходит священную рощу, строит мост вместо насыпи. Показывает, что прогресс возможен без варварства.

— И добавить эпилог, — предложил Птушко. — Несколько лет спустя. Дорога работает, лес процветает, Василиса стала хранительницей нового баланса между цивилизацией и природой.

К вечеру сценарий был переработан кардинально. Структура стала более динамичной, персонажи — объёмными, диалоги — точными и ёмкими. Главное — исчезла дидактичность, проповедническая назидательность, которая так раздражала западных критиков в советских фильмах.

— Теперь это действительно может претендовать на международные награды, — подвёл итог Шварц. — История понятна любому зрителю, независимо от национальности и политических взглядов.

— А что с музыкой? — спросил Михалков. — Хачатурян, конечно, мастер, но для международной аудитории нужно что-то более универсальное.

— Мы обсуждали с Арамом Ильичом, — ответил Гоги. — Основа будет симфоническая, европейская по форме, но с использованием русских народных мотивов. Не цитаты, а стилизация.

— Умно, — одобрил Эрдман. — Экзотика без фольклорной прямолинейности.

Когда сценаристы собрались уходить, Шварц задержался, подошёл к Гоги:

— Георгий Валерьевич, а вы сами-то верите в то, что делаете?

— Что вы имеете в виду?

— История о гармонии человека с природой, о мудром компромиссе между прогрессом и традицией. Красивая сказка, но как она соотносится с реальностью?

Гоги задумался. За окном шумела индустриальная Москва — заводы, стройки, автомобили. Советский Союз строил социализм методами, далёкими от гармонии с природой.

— Может быть, именно поэтому эта сказка нужна, — ответил он наконец. — Чтобы люди помнили: есть другой путь. Не всё должно быть железом и бетоном.

— Хороший ответ, — улыбнулся Шварц. — Настоящий художник всегда немного утопист. Без этого искусство превращается в ремесло.

Когда все ушли, Гоги остался один в конференц-зале. Перед ним лежал исправленный сценарий — уже не его личное творение, а результат коллективной работы лучших мастеров страны. Каждая страница была испещрена правками, дополнениями, новыми идеями.

Он перечитал финальную сцену. Вместо прямолинейного хэппи-энда — сложный, многослойный финал. Воевода строит дорогу, но сохраняет лес. Василиса становится посредником между мирами. Прогресс и традиция находят баланс, не уничтожая друг друга.

— Да, — пробормотал он, — теперь это может тягаться с лучшими европейскими работами.

Антонина Ивановна заглянула в зал:

— Георгий Валерьевич, как прошла встреча?

— Отлично. У нас есть сценарий мирового уровня. Завтра начинаем переработку раскадровки под новую версию.

— А что с производственным планом? Изменения в сценарии повлияют на сроки?

— Нет, структурно мы ничего кардинального не меняли. Только улучшили качество. К намеченному сроку управимся.

Она кивнула, записала что-то в блокнот:

— А художники готовы к работе?

— Готовы. Борис Анатольевич уже делает новые эскизы персонажей. Воевода стал более человечным, Василиса — более живой.

Когда Антонина Ивановна ушла, Гоги ещё раз пролистал сценарий. Работа предстояла колоссальная — нужно было перерисовать множество кадров, переписать диалоги, изменить раскладку сцен. Но результат стоил усилий.

«Василиса и Дух леса» должна была стать не просто хорошим советским мультфильмом, а произведением, способным покорить мировую аудиторию. Доказать, что в СССР умеют создавать искусство высочайшего уровня.

За окном зажигались огни вечерней Москвы. Где-то в мастерских художники работали над будущими шедеврами, композиторы сочиняли музыку, режиссёры репетировали спектакли. Культурная жизнь страны била ключом, и студия А4+ была частью этого процесса.

Гоги собрал бумаги, запер их в сейф. Завтра начнётся новый этап работы — воплощение доработанного сценария в зримые образы. Но сегодня была одержана важная победа: фильм получил прочную литературную основу, способную выдержать самую строгую критику.

Выходя из студии, он думал о предстоящих международных фестивалях. Канны, Венеция, Берлин — лучшие площадки мирового кинематографа. Советская анимация должна была заявить о себе достойно, показать, что железный занавес не мешает создавать универсальное искусство.

Семён Петрович молча открыл дверцу автомобиля. По дороге в Переделкино Гоги мысленно прокручивал новые сцены, представляя, как они будут выглядеть на экране. Завтра предстояла кропотливая работа по адаптации изменений, но он был готов к ней.

Фильм обретал окончательные очертания, становился тем произведением, которое могло изменить представление мира о советской культуре.

Утром Гоги приехал в студию А4+ с горящими глазами и портфелем, набитым новыми идеями. Переработанный вчера сценарий словно зажёг в нём творческий костёр — каждая сцена виделась яркой, живой, полной деталей.

В кабинете он разложил на большом столе листы раскадровки и открыл исправленный сценарий. Работы предстояло много — почти половину кадров нужно было перерисовать под новую концепцию персонажей.

— Итак, — пробормотал он, беря карандаш, — Василиса теперь не идеальная девочка, а живой человек с недостатками.

Первым делом он взялся за сцену знакомства героини с Лешим. По старой версии они сразу находили общий язык. Теперь встреча должна была стать драматичной — страх, недоверие, постепенное сближение.

Карандаш заскользил по бумаге. Василиса отшатывается от внезапно появившегося духа леса, в глазах — испуг, но не ужас. Скорее удивление — она видела лесных духов в снах, но встретить наяву не ожидала.

— Отлично, — пробормотал Гоги, добавляя детали. — Теперь Леший.

Дух леса в новой трактовке тоже изменился. Не добрый дедушка из сказки, а древнее существо, уставшее от человеческого невежества. В его позе читалось недоверие, готовность исчезнуть при первых признаках агрессии.

Следующий кадр — они осторожно изучают друг друга. Девочка делает шаг вперёд, протягивает руку. Леший не отступает, но напряжён, готов к бегству. Момент истины