Читать книгу - "Художник из 50х Том II - Сим Симович"

Глава 4

Гоги вышел из душного кабинета на улицу и почувствовал, как вечерний воздух обжигает лёгкие. Голова кружилась от бесконечных цифр, глаза слезились от мелкого шрифта документов. Он прислонился к стене здания, закурил сигарету.

Спустя пару минут Гоги медленно пошёл по Мосфильмовской улице, не зная точно, куда идёт. Ноги несли его автоматически, мысли путались. После творческого подъёма утренней раскадровки административная рутина ударила как холодный душ.

«Зачем всё это? — думал он, выпуская дым в вечернее небо. — Зачем делать красивое кино, если половина времени уходит на бумажную волокиту?»

Он дошёл до небольшого сквера, сел на скамейку под старым клёном. Рядом играли дети — кричали, смеялись, гонялись друг за другом. Простое, естественное счастье, не омрачённое смётами и отчётами.

Одна девочка лет семи подбежала к фонтанчику, стала пить воду из ладошек. Её светлые волосы развевались на ветру, глаза сияли от радости. На мгновение Гоги увидел в ней свою Василису — не мультипликационную героиню, а живую русскую девочку, которая верит в сказки.

— Дядя, а почему вы грустный? — неожиданно спросила она, подойдя к скамейке.

Гоги улыбнулся первый раз за весь день.

— Устал немного на работе, малыш.

— А что вы делаете на работе?

— Мультфильмы рисую. Для таких девочек, как ты.

Её глаза загорелись ещё ярче.

— Про что мультфильм?

— Про красивую девочку Василису, которая дружит с лесными зверями. И про волшебный лес, где деревья умеют разговаривать.

— Ой, как интересно! А когда можно посмотреть?

— Через год, наверное. Мультфильмы долго делаются.

Девочка кивнула с серьёзным видом, словно поняла всю сложность творческого процесса. Потом её позвала мать, и она убежала, помахав Гоги на прощание.

Он остался один, но что-то изменилось внутри. Усталость никуда не делась, но появилось понимание — для кого всё это делается. Не для министерских отчётов, не для бюджетных планов. Для этой светлоглазой девочки и тысяч других детей, которые будут смотреть «Василису и Дух леса» в тёмном кинозале.

Гоги достал из кармана блокнот, быстро набросал портрет девочки у фонтана. Несколько уверенных штрихов — и на бумаге ожила детская непосредственность, радость открытия мира.

— Вот для кого стоит терпеть всю эту бюрократию, — пробормотал он.

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в розовые тона. Дети постепенно расходились по домам, сквер пустел. Но в душе Гоги что-то изменилось — вернулась ясность цели, понимание смысла работы.

Он встал со скамейки, решительно направился обратно к студии. В кабинете достал из сейфа папки с раскадровками, разложил на столе. Административные дела подождут до завтра — сейчас нужно было работать.

Карандаш лёг в руку привычно, линии потекли по бумаге уверенно. Сцена знакомства Василисы с Лешим обретала зримые очертания. В каждом штрихе была любовь к будущему фильму, вера в его необходимость.

— Двадцать первый кадр, — пробормотал Гоги, прорисовывая выражение удивления на лице Василисы. — Крупный план. Глаза широко раскрыты, но страха в них нет — только любопытство.

Работа шла легко, вдохновенно. Усталость от бумажной волокиты растворилась, уступив место творческому азарту. Каждый кадр рождался из понимания — этот фильм нужен детям, нужен стране, нужен ему самому.

За окном стемнело, в студии зажглись огни. Гоги работал при настольной лампе, не замечая времени. На листах раскадровки оживала сказка — добрая, мудрая, красивая.

К полуночи он закончил ещё тридцать кадров. Целую сцену — от появления Лешего до его первого разговора с Василисой. Диалог без слов, где всё говорили жесты, мимика, композиция кадра.

Гоги отложил карандаш, окинул взглядом проделанную работу. На столе лежала основа будущего шедевра — детально проработанная, продуманная до мелочей. Завтра художники начнут переводить эти наброски в цветные эскизы, а потом в готовые кадры.

Он подошёл к окну, посмотрел на ночную Москву. Где-то в квартирах спали дети, которым предназначался этот фильм. Девочки, мечтающие о волшебных лесах. Мальчики, которые хотят стать защитниками природы.

— Стоит, — тихо сказал он своему отражению в стекле. — Всё это стоит того.

Силы вернулись полностью. Не физические — моральные, творческие. Понимание цели, веру в важность дела, готовность преодолевать любые препятствия ради результата.

Завтра снова будут сметы и отчёты, согласования и резолюции. Но теперь он знал — это всего лишь инструменты, средства для достижения настоящей цели. Цели, у которой есть лицо светловолосой девочки из сквера, верящей в сказки.

Гоги собрал раскадровки, запер в сейф, выключил свет. Рабочий день закончен, но завтра будет новый. Полный веры в себя и в своё дело, он покинул студию А4+ и направился домой, в Переделкино, где его ждал заслуженный отдых.

Утро в Переделкино начиналось с птичьего гомона и запаха росы на траве. Гоги проснулся рано, как всегда, но сегодня у него были особые планы. За завтраком он листал записную книжку, составляя список вещей, которые нужно забрать из барака.

— Стол, — бормотал он себе под нос, записывая. — Стул с плетёным сиденьем. Шкаф дубовый… И нож, конечно.

Последний пункт он подчеркнул дважды. Старый нож-бабочка был не просто инструментом — это была связь с прошлым, с теми вечерами, когда он вырезал фигурки при свете керосиновой лампы.

После завтрака он позвонил на автобазу студии.

— Мне нужен небольшой грузовик на полдня, — сказал он диспетчеру. — Личные вещи перевезти.

— Будет исполнено, товарищ Гогенцоллер. «Полуторка» подъедет к десяти утра.

Ровно в назначенное время у калитки коттеджа остановился старенький грузовичок «ГАЗ-АА». За рулём сидел пожилой шофёр с добродушным лицом — Иван Степанович, как он представился.

— Далеко ехать будем, товарищ директор? — спросил он, помогая Гоги забраться в кабину.

— В центр Москвы. На Пролетарскую улицу, к старым баракам.

— Знаю те места. Сам там когда-то жил, после войны. — Иван Степанович завёл двигатель, машина тронулась с места. — А что там забирать будем?

— Мебель. Да и вообще всё, что осталось от прежней жизни.

Дорога до Москвы заняла около часа. Грузовичок тарахтел по шоссе, обгоняя конные повозки и изредка встречных автомобилей. Гоги смотрел в окно на проплывающие пейзажи — поля, перелески, небольшие деревушки. Скоро