Читать книгу - "Новая Переменная - Канира"

уйду, они не смогут справиться. Кара, возможно, сможет, она слишком взрослая для своего возраста. Но Кларк… Он был слишком молод для такого мира, хоть и был старше.

Когда я ушёл на последний курс химиотерапии, я оставил их у бабушки. Но через неделю мне стало хуже. Я понимал, что времени у меня совсем мало. Я звонил детям каждый день, и каждый день в голосе Кары звучала тревога, а в голосе Кларка — невидимая, но ощутимая жажда жизни. Он говорил мне, что в следующий раз обязательно покажет мне новый фокус с карточками. Я обещал ему, что буду жив. И я исполнил это обещание. Я выжил, смог.

Когда я вернулся домой, я был другой. Это был не я, это был человек, которого только что вытащили с того света, человек, который видел мир, как будто через стекло, но не мог до конца понять, что происходит. Но я видел их. Они были рядом. Кара всегда оставалась с ним в такие моменты, с каждым днём, словно её роль — быть его стеной. Кларк тоже был рядом. Он никогда не переставал верить в чудеса. И его вера была вознаграждена.

Я помню, как весной, когда всё начинало расцветать, я снова почувствовал, что могу дышать. Ремиссия — слово, которое, казалось бы, должно принести мне радость, но с каждым днём оно становилось всё более зыбким, как иллюзия. Всё, что я чувствовал, — это страх. Страх, что я не смогу быть тем отцом, каким хочу быть, что я не смогу снова стать тем, кем был до болезни. Страх, что в какой-то момент всё снова начнёт разваливаться. Всё начнётся заново. Ремиссия не была чудодейственным волшебством, всё могло вернуться заново. Болезнь могла вернуться заново…

Но дети… Они были моей опорой. Кара с её взрослыми глазами, которые пытались удержать весь мир. Кларк, который, несмотря на свой страх, не отпускал меня ни на шаг, шутил, смеялся и всегда был рядом, словно пытался затмить тень, что витала в воздухе. Они делали всё, чтобы я чувствовал себя живым, чтобы я не думал о том, что случится, если я снова заболею. Они учили меня снова радоваться жизни.

С каждым днём они становились взрослее, но и я, в какой-то момент, тоже начал меняться. Я научился ценить мгновения. Простое утро, когда солнце пробивается сквозь окна, когда Кара готовит завтрак, а Кларк гоняется по дому, собираясь на работу, раскидывая носки. И, несмотря на то, что болезнь оставила следы на моём теле, я чувствовал, что снова начинаю жить, снова начинаю чувствовать себя частью этого мира.

Счастье было в моих глазах, когда смотрел на своих детей. Они были для меня всем миром. Даже мои исследования и рядом не стояли с моей любовью.

Через месяц после выхода из больницы глаза начали щипать, но доктор заверил, что это временные трудности и это пройдёт. Не понимал, что делать, но таблетки и капли, что мне выписали, помогли.

Она была такой же решительной, как всегда. Несмотря на мои попытки отговорить её, она поступила в медицинский университет, решив стать врачом, чтобы помогать людям, как помогала мне. Я никогда не думал, что так сильно буду гордиться человеком. В её глазах я видел не просто дочь, а личность, которая с каждым днём становилась всё более самостоятельной. Иногда мне казалось, что Кара слишком взрослая для своего возраста. Она уже не была той маленькой девочкой, которая когда-то сидела на коленях у меня и просила рассказать сказку перед сном. Она не нуждалась в защите, как раньше. Она была тем человеком, которому я сам начал доверять. Она поддерживала меня, как могла.

Но чем больше я видел, как она взрослеет, тем сильнее ощущал, как мне её не хватает. Она была сдержанной, серьёзной. И всё реже я слышал её смех — тот, который когда-то заставлял меня чувствовать себя самым счастливым отцом на свете. Эх…

Кларк же был другим, программист в хорошей компании. Он был моим светом в этом мире. Смешной, беспечный, с таким детским взглядом на мир, что невозможно было не любить его. Именно с ним мы большую часть времени смотрели разные новинки из мира кино и анимации. Моё увлечение передалось моему сыну, а Кара только воротила нос и, смеясь, говорила, что мы маленькие дети. Кларк не говорил много о моём здоровье, но всегда знал, когда мне нужно было отвлечься. Мы часто с ним сидели на диване, он показывал мне какие-то смешные видео в интернете, смеялся и говорил, что он меня научит быть крутым, как он. Он был так искренне уверен, что мне не нужно ничего, кроме времени и его компании.

Я помню, как однажды он подошёл ко мне, сидящему в кресле, и сказал:

— Пап, а ты помнишь, как мы катались на великах летом? Я тебе тогда рассказывал, как смогу сам построить корабль. А ты сказал, что, если бы мы нашли такой корабль, мы бы с ним уплыли. Так вот, я думаю, что скоро мы найдём этот корабль. И тогда отплывём… в другое место. Где не будет болезней. Где я буду строить свой флот. Ты будешь в капитанской рубке, а я — рулевым.

Я пытался держаться. Но его слова звучали как утешение, которое могло бы быть правдой в другом мире, в другом времени, если бы не болезнь. И я понимал, что в этом его стремлении было что-то одновременно и трогательное, и ужасающе реальное. Болезнь глаз, которая меня не беспокоила уже неделю, в тот день ударила сильнее всего. Даже кровь пошла, мелкие капли, но, не искушая судьбу, мы пошли к врачу вместе с Кларком, но доктора ничего не нашли. Мне сказали, чтобы я не напрягался и просто отдыхал. Дельный, но бесполезный совет.

Как ни странно, всё начало рушиться не сразу. Это произошло постепенно, как если бы мир решил, что не будет сразу наносить удар, а будет оставлять шрамы по всему телу, словно вспоминая каждую ошибку.

Сначала был случай с Карой. Она простудилась. Как это часто бывает, её затянувшаяся простуда переросла в более серьёзную проблему. Врачи сказали, что у неё развился остеомиелит — воспаление костей. И это не было чем-то опасным, если бы она получала лечение вовремя. Но из-за её вечных дел и суеты она отложила визит к врачу. И вот уже поздним вечером она