Читать книгу - "журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин"

дней. Деньги на него Вениамин копил полгода, но сейчас он безропотно прошел к шифоньеру и вытащил темно-серую в полоску пиджачную пару. Бог с ним, с костюмом. Затем последовало малоношеное белье, голубая сорочка с необтрепанными воротником и манжетами. Единственное, от чего Алик равнодушно отказался, так это от обуви. Приодевшись, он приобрел более цивилизованный вид и даже самолично ободрал с морды пару клоков шерсти, небрежно бросив их на пол. Квартира приобрела вид парикмахерской, в которой не убирали недели две.

— А теперь на кухню! — погнал друзей из комнаты Алик. — Сообразите что-нибудь на стол.

Оказавшись на кухне, Вениамин и Борис впервые с момента прихода в жуткую квартиру посмотрели друг на друга. „Ну что, убедился?" — спрашивал взгляд Косякова. „Влипли!" — читалось в глазах Бершадского.

— Чего застыли? — командовал Алик. — Картошку пожарьте на сливочном масле.

— Язву тебе в желудок! — прошептал начавший приходить в себя Борис. — И скипидару под хвост!

— Так отвалился хвост-то, — так же шепотом отвечал Косяков. — Видел там?.. У стола?..

Более подробному обмену мнениями помешал Алик. Он демонстративно вошел и уселся на табурет. Все остальные действия по приготовлению завтрака друзья провели молча и слаженно. Бершадский неумело почистил картошку, а Вениамин ее порезал и поджарил. Сливочного масла не нашлось, зато отыскалось свиное сало. После вчерашнего ужина остался хлеб, и совсем уже кстати в холодильнике завалялась селедка.

Начиналась новая жизнь, не имеющая ничего общего со старой. Эволюция продолжалась.

Недели две протянулись в бесконечных ссорах, придирках и недоразумениях. Вынужденное сожительство тяготило Косякова, рухнул привычный уклад и распорядок, и это раздражало неимоверно. Больше всего угнетало то, что Вениамин перестал чувствовать себя хозяином квартиры. Да и Алик меньше всего походил на случайного гостя, который после долгих неудобств всё-таки уберется и даст хозяину возможность передохнуть. Когда бы Вениамин ни возвращался с работы, он неизменно заставал Алика на диване с газетой. Да и занятия у Алика были странные.

Так, в самые первые дни совместного проживания Алик занялся опытами по созданию себе подобных. Отыскав остатки „Зоокумарина", он сутками начинял отравленным порошком творожную массу или сваренную на молоке пшенную кашу и раскладывал приманку во всевозможных углах. Мыши отравлялись десятками. Несмотря на все это, грызунов в квартире не убавлялось. Алик, очевидно, знал, как привлечь своих сородичей, иначе этот факт ничем нельзя было объяснить. При этом Алик довел до сведения Косякова, что он твердо намерен получить посредством „Зоокумарина" если и не полностью соответствующий ему экземпляр, то хотя бы разбудить мышиное сознание и тем самым вывести серое племя из подвалов. Но то ли ему никак не удавалось определить нужную пропорцию, то ли мыши попадались не те, результат оставался плачевным. Ежедневно со слезами на глазах Алик складывал в собственноручно склеенные коробочки мышиные трупики и Косяков брезгливо относил их на помойку. Правда, Алик настаивал на том, чтобы Вениамин почтительно предавал их земле, но здесь уже Косяков, не вдаваясь в дискуссии, делал, что хотел — на улицу Алик пока не выходил.

За неделю Алик изменился неузнаваемо. Теперь даже сам Косяков вряд ли признал бы в нем того ночного гостя, что поверг его в ужас при первой встрече. Шерсть окончательно облезла не только с морды, но и со всего тела.

Когти превратились в серые, но настоящие ногти. Обломались длинные топорщащиеся усы и теперь вместо них красовалась темная аккуратная щеточка под длинным, скорее человеческим, чем мышиным носом. Красавцем Алика назвать было трудно, но все же, несомненно, он приобрел более человечный облик.

Неожиданным сочувствием к стремительно эволюционирующему существу проникся Бершадский. Как ни странно, но после долгого совместного разговора на кухне он принял в судьбе мутанта самое живое участие. Попытки Алика философствовать приводили Бориса в дикий восторг. Редкий вечер он не посещал косяковской квартиры, и Алик всегда был искренне рад его приходу, чего не скажешь о Вениамине. Борис заявлялся подвыпившим и частенько притаскивал бутылку с собой. В такие минуты Алик даже жертвовал телевизором, который он готов был смотреть с утра и до поздней ночи. Обычно они уединялись с Бершадским на кухне и вели долгие задушевные разговоры. Сам Косяков их компании избегал, хотя Борис настойчиво пытался заполучить еще одного собеседника.

— Разве ты не понимаешь, — удивлялся Бершадский, — что это потрясающий случай? Мыслящая мышь. Homo mus. Sapiens mus. Да называй, как угодно, я в латыни не силен, зато уверен, что любой профессор полжизни готов отдать, лишь бы пообщаться с Аликом. А ты не понимаешь.

— И не хочу понимать, — упрямился Косяков, который теперь спал на одолженной у знакомых раскладушке, на диван денег наскрести не удавалось. — Пропади он пропадом, твой феномен! И нечего Алика приучать к портвейну, так ты его и курить научишь.

Беспокоился Вениамин не зря. Все труднее становилось дотянуть до зарплаты. Платили на службе скудно, а цены скакали, как бешеные. Алик же привередничал и требовал для стимуляции мысленного процесса то фруктов с базара, то парной говяжьей вырезки, то копченого сала. Выходной косяковский костюм от постоянного лежания на диване приобрел далеко не парадный вид. и Алик напоминал в нем бомжа, случайно забредшего в гости прямо со свалки.

Разглагольствованиям Вениамина Алик не препятствовал, но и спуска не давал. Квартира все больше приобретала нежилой вид. Вытащенные с полок книги неровными стопками загромождали подходы к окну, везде лежала пыль, немытая посуда с остатками киснущей пищи угрожала надломить кухонную раковину и рухнуть на пол, в плинтусах зияли прогрызенные мышами дыры, так как опыты по очеловечиванию грызунов продолжались.

В один из вечеров Косяков застал Алика в самом благодушном настроении. Вместо того, чтобы грубо отобрать у Вениамина пакет с продуктами и учинить очередной досмотр, Алик загадочно поманил Косякова, приглашая сразу же пройти в комнату. В углу Косяков увидел картонную коробку из-под обуви, а в коробке весело суетящуюся мышь.

— Не сдохла! — коротко заметил светящийся от счастья Алик и привалился к стене, пропуская Вениамина вперед. — Слопала черт знает сколько отравы и не сдохла. Наконец-то удалось!

Косяков присел на корточки перед коробкой. Мышь действительно имела самый жизнерадостный вид.

— И что же теперь будет? — осторожно поинтересовался он.

— Эволюция будет, — снисходительно пояснил Алик и тоже подошел к коробке. — Будет расти, развиваться, умнеть. Сегодня я с ним вместе целый день смотрел телевизор. Это, знаешь ли, очень стимулирует. К сожалению, это тоже самец, —