Читать книгу - "Сначала женщины и дети - Алина Грабовски"

Я (настороженно, подобные заявления всегда не к добру): Хорошо.

Роберт: Люси попросила ей позировать. А я решил спросить, не будете ли вы против.

Я (растерянно, скептически и по-прежнему настороженно): Люси попросила вас?

Роберт: Да. Это будет в школе, конечно же. У всех на виду. Но я просто хотел это с вами согласовать.

Я: Зачем?

Роберт: Что зачем?

Я: Зачем вы хотели это со мной согласовать?

Роберт (на его лбу выступает испарина): Ну я… не хочу, чтобы у вас сложилось превратное мнение.

Я (улыбаясь): А что вы имеете в виду?

Роберт (хмурится, нервно смеется и делает шаг назад): Ничего не имею! Я просто стараюсь, чтобы родители были в курсе всего, что происходит. Мало ли какие возникнут вопросы.

Я: Поскольку Люси сама вас попросила, вопросов нет.

Роберт (по-прежнему пятится): Превосходно. Отлично. Супер!

Люси (выходит из-за двери с матовым стеклом): Привет, мам.

Роберт (заходит в дверь): Хорошего дня.

В процессе воспитания сложно отследить все факторы, влияющие на формирование ребенка, как сложно понять особенности проекта помещения, находясь внутри. Когда я впервые летела на самолете, я посмотрела вниз и испытала шок, увидев под собой ровные квадратики земельных участков и соединяющие их дороги; квадратики и линии были аккуратно сшиты вместе и напоминали лоскутное одеяло. После того как Люси поставили диагноз, я поняла, что что-то изменилось. Я не могла определить, что именно и почему. Не в эпилепсии было дело, по крайней мере не на все сто процентов. Она стала первой плашкой домино, которая упала, завалив и все остальные.

В верхнем правом углу профиля Роберта – пульсирующее красное сердечко. Я быстро меняю свои фотографии на три фотки сестры, а имя на девичье: Бринн Брэйди. Стоит это сделать, и кажется, будто сердечко в углу начинает пульсировать чаще. Когда я наконец нажимаю кнопку «подтвердить», по экрану разлетаются разноцветные конфетти. Но радоваться рано – я еще не знаю, лайкнет ли он меня в ответ.

Позже вечером звонит Чарли. Я лежу в ванне с книжкой, но не читаю, а клюю носом, привалившись к кафельной стене. Вытираю руку о занавеску и тянусь за телефоном, который лежит на опущенной крышке унитаза.

– Видела письмо? – спрашивает Чарли.

– Какое?

– От офицера Донельсона.

Желчь подступает к горлу, когда Чарли произносит это имя. Вспоминаю нас двоих в участке; мы сидим за металлическим столиком. Заходит Донельсон, скрестив руки на груди; он грызет мятную конфетку. Соболезную вашей утрате, говорит он, и по легкости, с которой он это произносит, я догадываюсь, что ему приходится часто это повторять.

На экране всплывает сообщение из почты: Дело Андерсон закрыто.

– Читаешь? – спрашивает Чарли.

– Нет.

– А будешь читать?

– Нет.

Я с самого начала не хотела затевать расследование, но Чарли настоял. В первые дни я думала, что он кого- нибудь укокошит. Он приходил домой ко всем, кто был на той вечеринке, и стучался в дверь; ошивался у школы после уроков, бродил по пляжу ночами и выискивал костры. Он вбил себе в голову, что ее убили, и почему-то решил, что это сделал кто-то из ребят. Мысль о том, что она умерла случайно, просто поскользнулась и упала, казалась ему невозможной. Это было слишком чудовищно и откровенно несправедливо, хотя нас с детства предупреждали, что жизнь вообще несправедливая штука.

И все же именно это и произошло. Люси захотела расслабиться; она готовила портфолио для колледжа, испытывала сильный стресс, переборщила с алкоголем, оступилась, не заметив, что стоит на краю. Никто ее не толкал, эпилептического припадка не было, как видно из анализов, и она не прыгала вниз, совершенно точно нет. Она просто допустила роковую и необратимую ошибку. Я знаю свою дочь. Знаю, что именно так она умерла.

Но Чарли считал иначе. Как ты можешь бездействовать? – кричал он на меня в старом доме. Мы сидели на кровати, на которой перестали вместе спать уже давно, много месяцев назад.

Так нечего же делать, сказала я, имея в виду не «ее уже не вернуть», а «мир опустел, и нам в нем теперь делать нечего».

Я вешаю трубку и бросаю телефон на пушистый коврик. Экран тонет в ворсе. Я готовлюсь нырнуть в ванну с головой, и в этот момент телефон издает сигнал, особый, как звон колокольчика, который может значить лишь одно: он меня лайкнул.

Два дня спустя заезжаю на парковку ресторана за пять минут до назначенного времени. Мы договорились пообедать, и мне даже становится обидно за сестру, ведь обед определенно ниже рангом, чем ужин. Он выбрал для свидания «Милл Коув», ресторан с панорамными окнами и видом на океан; раньше здесь была мельница, и некоторые элементы изначальной обстановки сохранились. Я удивлена, что он предложил встретиться в городе, но, видимо, Коулу Эмерсону нечего скрывать. Дети, родители, коллеги: все хотят, чтобы он вернулся. Прямо за парковкой шумят волны, запах моря чувствуется даже с закрытыми окнами.

У меня нет плана; я не знаю, что будет, когда мы столкнемся лицом к лицу. Я просто хочу получить простой ответ на два вопроса: 1) почему Люси попросила его позировать? 2) где эти портреты? Вероятно, мне надо было с кем-то посоветоваться, но в последнее время я редко разговариваю с людьми, да и никогда не любила делиться. Я всю жизнь жила внутри себя и даже этого не осознавала, пока в старших классах подруга не спросила, чем я занимаюсь, когда родителей нет дома. Не знаю, ответила я. Читаю, думаю. Она так на меня посмотрела, будто я сказала, что в свободное время мучаю кошек. А о чем ты думаешь? – спросила она, и этот вопрос показался мне странным. Обо всем, ответила я. А ты о чем? Она прищурилась и посмотрела на небо, будто никак не могла вспомнить. Кому я нравлюсь, а кому нет, сказала она. От таких мыслей в депрессию можно впасть, ответила я. Ага, сказала она. Точно.

Я никогда не стремилась к общению, в отличие от большинства людей. До Чарли у меня даже не было парня. Но когда он начал вести у нас труд, он однажды подошел ко мне и протянул маленькую деревянную коробочку с крышкой на навесных петлях. Это тебе, сказал он. Я видел, как ты играла на улице за столиком для пикника. Я открыла защелку и увидела, что это не простая коробочка, а доска для манкалы [24]. В углублениях лежали яркие разноцветные шарики, похожие на полосатые карамельки, которыми нас