Читать книгу - "Глаза Моны - Тома Шлессер"

четверо мужчин в широкополых шляпах, при них два мальчика-хориста. Рядом усатый человек, несущий на длинном, возвышающемся над линией горизонта шесте распятие; он смотрит прямо на зрителей. Другие персонажи стоят вокруг могилы: священник с требником в руках, могильщик, опустившийся на одно колено, несколько мрачных важных особ, двое в красном и двое довольно изящно одетых: один в белых, второй в голубых чулках.

Мона добрых полчаса расхаживала перед картиной, но она оставалась довольно загадочной. Конечно, общий смысл этой деревенской сцены был совершенно ясен с самого начала, но кто конкретно изображен, непонятно, и название “Похороны в Орнане” ничего не проясняло.

– А где это – Орнан? И кого хоронят? – спросила девочка.

– Орнан – небольшой городок во Франш-Конте, где вырос сам художник Гюстав Курбе. Он знает в нем каждый уголок и всех жителей, многих из которых, в том числе членов своей семьи, поместил на картину. В самой середине, над человеком, утирающим слезы, изображен его отец, а справа – мать и две младших сестры, ну, и еще много друзей. Писал он это гигантское полотно в тесной мастерской и приглашал туда позировать всех по очереди. Но кто лежит в гробу, неизвестно.

– Все такое темное, – заметила Мона. – Очень грустно. Но все же есть забавные персонажи. Одни, как мальчики-хористы, стоят с рассеянным видом, другие как будто подвыпившие, а некоторые уставились прямо на нас.

– Да, для Курбе очень типично такое смешение трагического и комического. Это многих раздражало, например, влиятельного поэта Теофиля Готье. Он спрашивал, чего хотел художник: всерьез изобразить скорбь по умершему или издевательски нарисовать карикатуру под видом монументального произведения? И в частности, указывал на двух мужчин в красном в центре картины: это церковные сторожа, то есть не духовные, а светские особы, но обряженные в ритуальные одеяния религиозной церемонии. Теофиля Готье поразили их “красные испитые рожи” – цитирую его по памяти.

– А что, по жизни Курбе был человеком серьезным?

– Он был веселым малым и нарушителем канонов, которого всегда подмывало “сбить спесь с искусства”. Он приехал в Париж в 1839 году двадцатилетним юношей и должен был приложить много усилий, чтобы вписаться в труднодоступное, пронизанное условностями столичное общество. Но он был талантливым, изобретательным и обладал даром тонкого стратега. Чтобы восполнить недостаток образования, он посещал Лувр, учился в скромных школах живописи и, главное, не вылезал из кафе, где собиралась богема: нищие художники, философы-утописты и про́клятые поэты. Пил пиво литрами, горланил песни и ловил пульс Истории. Его друг поэт Шарль Бодлер шутил, что он верит, будто способен “спасти мир”.

– Но, Диди, спасти мир – это же миссия Иисуса Христа? И вон он на распятии, правда, совсем маленький.

– Заметь к тому же, какое хмурое, без проблеска света небо, взгляни на череп у края могилы, обычно символизирующий череп первого человека, Адама: он просто-напросто расколот пополам. А собака, аллегория верности, смотрит неведомо куда. Священник и прислужники тоже не внушают почтения. Формально перед нами религиозная церемония, но выглядит она очень обыденно, прозаично, и вокруг одна серость и грязь. Один критик так и воскликнул при виде картины: “Это сделано, чтобы отбить охоту быть похороненным в Орнане”. По всем правилам такую работу не допустили бы в официальный Салон, но Курбе в 1849 году получил за другую картину награду, которая позволяла ему на следующий год выставить любое свое произведение. Он воспользовался этой лазейкой и спровоцировал бурный скандал.

– Я бы сказала, что эти черные фигуры очень хороши и прекрасно контрастируют с белыми.

– И я бы так сказал да еще прибавил бы, как сделал один из сторонников Курбе, что эта картина знаменует внедрение “демократии в искусство”.

– Понимаю! Это как в случае с “Цыганкой” Франса Хальса или с портретом чернокожей Мадлен. Курбе изображает крупным планом простых людей, да?

– Именно так. Это настоящий манифест за право любого человека, будь он из простонародья или из знати, стать объектом живописи, так же как в демократически устроенном обществе каждый должен быть представлен в парламенте своими избранниками. Важно, что эта картина была выставлена после революционных событий 1848 года. Их результатом стало падение монархического режима, но очень скоро власть в стране захватил и стал тиранически править Луи-Наполеон Бонапарт, племянник императора Наполеона I. Это полотно словно говорит, что республиканский идеал похоронен, но народ, простые люди в провинции, такой, как его родная Юра́, оплакивают его стоя и не сдаются, продолжают борьбу. А двое стариков у края могилы в белых и голубых чулках – это ветераны 1793 года, то есть Великой французской революции, и они по-прежнему в строю.

– Они, наверно, гордились тем, что попали на картину?

– Не все из нескольких десятков моделей остались довольны. Позировали все с энтузиазмом, но потом многие прослышали, что картину считают уродством, и подумали, что художник их нарочно унизил. Кроме того, не все изображенные тут люди разделяли политические взгляды Курбе, ведь среди них были, с одной стороны, церковнослужители, с другой – хранители идеалов Революции. Вышивка на покрывале гроба вообще намекает на масонов, антиподов христианства. Впрочем, парижская публика этих нюансов и трений не замечала. По сравнению с плавными линиями и четкой перспективой “Клятвы Горациев” Давида картина Курбе казалась каким-то невнятным темным пятном, в которое слилась толпа неприятных людей. Журналисты обвиняли художника в том, что он призывает к революции, называли агитатором, анархистом, явившимся из захолустья и нарушающим общепринятые правила. Это, конечно, было преувеличением, но доля правды в этих обвинениях содержалась. За свою жизнь Курбе нарушил множество запретов. Одна из его картин изображает пьяных священников, возвращающихся с мессы на осле, а другая – женскую вагину.

Сказав это, Анри подумал, что Мона начнет приставать к нему, чтобы он показал ей знаменитое “Происхождение мира”, но девочка пропустила его слова мимо ушей. Внимание ее было приковано к гробу, видимо, ей не давал покоя вопрос: что же все-таки тут хоронят? Дед сказал: неизвестно, но она подозревала, что он знает больше, чем говорит. И была права. Страстный поклонник Курбе, Анри изучил все гипотезы, которые искусствоведы строят на этот счет: возможно, в гробу лежит сестра художника, умершая в 1834 году, или жена одного из персонажей первого плана, или Республика, а может быть, романтизм (такое эстетическое толкование предложил сам Курбе). Но Анри был сторонником другого прочтения, более возвышенного и в то же время привязанного к обстоятельствам.

– Для этой картины, – заговорил он глубоким голосом, – Курбе использовал как модели живых людей. Но прибавил к ним фигуру одного человека, которого не мог списывать