Читать книгу - "Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин"

Продолжая разговор, Татьяна выяснила, что в Андреевском сейчас живут всего четыре семьи хантов. Жизнь их протекает более или менее благополучно. Отцы-матери работают, дети учатся. А остальные... кто вымер, спившись, кто ушел далеко в тайгу.

И она подумала, что и у этой семьи никакого большого будущего не будет. Через три-четыре года парни все равно переберутся в поселок. Надо будет обзаводиться семьями, устраивать свою отдельную жизнь. Останутся ли к тому времени живы дед с бабкой? Она смотрела на притихших стариков, похожих на пришельцев из далекой эпохи, и ей было жалко не столько их, сколько себя.

Вскоре прилетел самолет. Его снова загрузили, оставив для Тани переднее место. Андрей вынес из самолета и передал старику четыре бутылки водки. Старуха, которая до этого стояла в отдалении, вдруг оказалась в центре событий. Выдернула у старика бутылки, сунула себе за пазуху. По тому, как старик ждал водку, Таня думала, что последует драматическая сцена. Однако все кончилось мирно. Дед даже не пытался сопротивляться.

— Как же так? — спросила Таня старшего внука. Ей было обидно за старика, который с таким нетерпением ждал водку, а остался ни с чем.

— Добудет соболя — тогда выпьет, — сказал внук. — У нас бабка строгая.

Оставив деда переживать, Ковья, не оглядываясь, двинулась к избушке. Тут-то и развернулись основные события. Андрей подошел к Пиляйчикову и так же, как перед отлетом, похлопал его по плечу. Тот стоял безучастный, как языческий божок, и, не мигая, смотрел вслед удаляющейся жене.

— Не переживай, дед, — ласково сказал Андрей и подмигнул старику.

Пиляйчиков, который ожидал именно такого исхода, ожил, вытер рукавом полушубка слезящиеся глаза и вопросительно посмотрел на Андрея. Тот нырнул в самолет, вынес оттуда еще две бутылки и протянул старику. Пиляйчиков сунул руку за отворот своей старенькой шубейки, согнувшись, пошарил там ладонью и достал шкурку выдры. Тане бросилось в глаза, что она была длинной, и ее красивый шоколадный мех переливался на зимнем солнце.

— Чур, мне нальешь. Выдру добыл я, — бросился к деду старший внук.

На чем они поладили, Таня так и не узнала. Надо было торопиться в Андреевское. Уже усевшись на сиденье возле пилотской кабины, она подумала: «Нравы здесь, наверное, как во времена освоения Сибири казаками. За триста лет ничего не изменилось».

СКВАЖИНА НА МОХОРОЙ

Проходя через приемную в свой кабинет, Остудин заметил на столе секретарши толстую папку, из которой торчали исписанные чернилами листки. Он не мог вспомнить, видел ли ее раньше. Может, и видел, но не придал значения. Мало ли что может лежать на секретарском столе? Не дело начальника разбираться в этом. Обо всем важном Машенька докладывает ему своевременно. Но сейчас его взгляд почему-то задержался на этой папке.

— Что это такое? — остановившись у стола, спросил Остудин.

— Текущая почта, — вытянувшись в струнку, ответила Маша. Она всегда встречала Остудина стоя и провожала до дверей кабинета подобострастным взглядом.

— Что же ты ее держишь у себя?

— Да вы, Роман Иванович, все эти дни были то в цехах, то на базе. Вот я и держала. Ничего срочного здесь нет.

— Давай мне ее, — Остудин взял папку и прошел в кабинет. Его удивило, что так много бумаг, требующих разрешения, скопилось всего за несколько дней.

Первым лежало заявление бурильщика Ахмадулина с просьбой предоставить недельный отпуск без содержания для поездки к больной матери. В верхнем левом углу уже стояла подпись бурового мастера со словами: «Не возражаю». Не возражал и Остудин. Тем более что Ахмадулин уже наверняка улетел к матери. А может быть, и успел вернуться назад.

Следующим тоже было заявление, в котором работница ОРСа Андреева Клавдия Михайловна просила выделить ей десять кубометров дров. «Что же Соломончик не занимается своими людьми?» — подумал Остудин, но тут же решил, что у начальника ОРСа хватает дел и помимо дров. Пододвинул к себе заявление и написал в том же верхнем левом углу: «т. Кузьмину. Прошу решить». Кузьмин был его заместителем по быту. Он хорошо запомнил его во время первого знакомства. Кузьмин оказался самым пожилым из всех руководителей экспедиции.

Лежало в папке и несколько писем с просьбой принять на работу. Одно из них пришло из Поволжья, из небольшого городка Первомайска, в котором Остудин бывал не раз. Буровой мастер местного нефтегазодобывающего управления Сергеев Алексей Митрофанович просил взять его к себе. Остудин знал этого мастера. Не был знаком с ним лично, но раза два слышал его выступление на областном партхозактиве. Он мог бы возглавить четвертую буровую бригаду, которую так или иначе придется создавать. Но пока пригласить его не имелось возможности. Для новых буровиков не было ни жилья, ни буровых станков. «Надо отдать письмо в отдел кадров, пусть держат этого человека в резерве», — подумал Остудин.

Последним в папке лежало письмо личного характера. Это было даже не письмо, а донос. Как и всю остальную почту, Маша вскрыла его, пронумеровала, соединила скрепкой с конвертом. Наверняка прочитала. Письмо адресовано на службу, по-служебному она с ним и поступила. Оно адресовалось прежнему начальнику экспедиции Барсову.

«Николай Александрович! — было выведено крупными аккуратными буквами на белом листе бумаги, предназначенной для машинописи. — Вы постоянно привечаете районную журналистку Татьяну Ростовцеву. Она часто публикует материалы о нефтеразведчиках. Но Ростовцева только прикрывается ими. В Таежный она летает к главному геологу Еланцеву. У него с ней роман. Об этом уже говорят в Андреевском. Если слухи дойдут до ее мужа, летчика, не сдобровать ни ей, ни Еланцеву. Скандал будет на весь район. Им всем троим придется уезжать отсюда. Райком партии просто так это не оставит. Позор падет на всю экспедицию, в том числе и на вас. Для того чтобы отмыться, потребуются годы».

Подписи, конечно, не было.

Остудин вызвал Машеньку.

— Мария Григорьевна, вы это читали?

Машенька смущенно опустила глаза и что-то невнятно пролепетала.

— Да вы не смущайтесь. Это же не личное письмо. Пришло на экспедицию... Вы что-нибудь можете об этом сказать? — Остудин поднял письмо над столом.

— Неправда все это, Роман Иванович, — с ожесточением сказала Машенька. — Иван Тихонович очень хороший человек!..

— С плохими людьми порядочные дамы романы не заводят... Впрочем, что об этом говорить? Анонимка в регистрационный журнал занесена?

Машенька кивнула.

— Жалко. Сделайте в журнале отметку, а письмо я оставлю у себя. На всякий случай. Интересный почерк