Читать книгу - "Поздняя жизнь - Бернхард Шлинк"

эту пилюлю, – мол, Улла не подпустила его слишком близко, потому что никого к себе не подпускает. Может, его надо утешить, сказав, что Улла не хочет видеть его только из-за болезни мужа, другими словами, она не хочет видеть его только во время этой болезни?

Оскорбленное самолюбие не давало Гундольту покоя.

– Вы думаете, что вы с Уллой вместе? Или когда-то были вместе?

Что́ этот Гундольт хотел и не получил от Уллы? Настоящее чувство? Этот оборотистый тип в узком модном костюме, с «БМВ» и лофтом, хотел глубокой и чистой любви? Или просто думал, что он будет определять характер их отношений? Что она бросит ради него семью? Неужели он не заметил, как Улла стремится к самостоятельности?

– Да, мы с Уллой вместе. Были и остаемся вместе, хотя в ваших глазах это, вероятно, выглядит иначе. Я предпочел бы, чтобы между вами ничего не было. Но Улла со своим практическим взглядом на жизнь думала, что может сочетать одно с другим, то есть меня с вами, что одно другому не помеха.

– Вы можете так говорить, потому что вы старик. А мне…

– Улла для вас что-то значит?

Гундольт недоуменно уставился на него:

– Что это за вопрос?

– Вы любите Уллу? Вы хотите быть с ней вместе? Жениться на ней?

Гундольт обвел рукой свое жилище:

– Вы видите, как я живу. Улла – лучшая из всех женщин, которых я встречал, и, кажется, я ее люблю. Но не знаю, насколько я гожусь на роль мужа…

Он пожал плечами.

– Сколько вам лет?

– Вы про детей? Я не думаю, что Улла захочет еще рожать. С вами она могла бы еще раз родить. – Его лицо приняло враждебное выражение, как будто вопросы Мартина и весь этот разговор были ему неприятны. – Я однажды видел вашего сына. Когда привез Уллу домой, а вы с ним стояли у окна.

– Да, я помню.

Мартин вспомнил запах, который его неприятно поразил, свою усталость, помощь Уллы, вспомнил, как ночью проснулся и она притянула его к себе.

– Ах да, я не ответил на ваш вопрос. Мне пятьдесят. – Гундольт с вызовом посмотрел на него. – Чего вы, собственно, от меня хотите?

5

– Чего я от вас хочу? Я хочу знать, любите ли вы Уллу. Любите ли вы детей.

– Вы имеете в виду, полюбил бы я вашего сына? – Гундольт посмотрел в окно, на реку и на другой берег, словно пытаясь найти там, вдали, ответ на этот отвлеченный вопрос. – Не знаю. Во всяком случае, я бы попытался. Если бы до этого дошло. Когда-то мне очень хотелось иметь маленького брата.

– Давид – тихий и робкий ребенок. И в то же время он очень внимателен к окружающему миру и может быть смелым, у него богатое воображение, он многое видит, тонко чувствует, что у человека на душе. Он умеет занять себя и не боится одиночества, ему даже нравится быть одному, но его нужно то и дело выманивать из его скорлупы, ему это нужно. Давиду нравится, когда его вовлекают в какие-то приключения, например сооружение компостной кучи… – Мартин перехватил недоуменный взгляд Гундольта и почувствовал себя так, будто разговаривает с глухим. Разве этот Гундольт может понять их радость от компостной кучи? Какое ему до этого дело? – То, что я хочу сказать вам о Давиде…

Гундольт улыбнулся:

– Я сам прекрасно вижу, каков человек, что он может, что ему нужно… Иначе у нас невозможно: нас пятьдесят человек в одном помещении.

– Вы имеете в виду вашу работу?

– Да. – При мысли о работе Гундольт оживился. – Я бы охотно показал вам свой офис. Но это, пожалуй, было бы лишним.

– Да, это, пожалуй, было бы лишним. Хотя…

Ему вдруг пришла в голову мысль, что, может быть, это было бы интересно для Давида, если бы они вдвоем пришли на экскурсию в офис Гундольта. Там наверняка хватает всяких рисунков, конструкций и моделей. Кроме того, если бы Давид познакомился с Гундольтом как с другом отца, ему, наверное, было бы потом легче к нему привыкнуть. Но он, пожалуй, при всем желании не сможет сыграть роль друга Гундольта перед Давидом. Да и как все это скрыть от Уллы?

– Я не сказал Улле, что в курсе ваших отношений. И вы тоже не говорите ей. Я не хочу знать, сколько это у вас продолжается. Меня не интересует прошлое, меня интересует будущее. Уллы и Давида.

– А как быть со мной?

– Как вам вступить в игру? Вы уже в нее вступили. Разрушая чей-то брак, вторгаясь в чужую жизнь и ее меняя, поневоле берешь на себя определенную ответственность. Вы ведь…

– Стоп, стоп! Не будем драматизировать. Я не соблазнял и не насиловал Уллу. Мы встретились в галерее, понравились друг другу и после вернисажа продолжили общение в ресторане, за бутылкой вина. Я тогда еще не знал, что Улла замужем.

– Оставим это. Мне не стоило говорить об ответственности. Вы чувствуете, что чувствуете, а то, чего вы не чувствуете, я все равно не могу в вас вложить. Мне было интересно узнать, любите ли вы Уллу и сможете ли полюбить Давида, – вот, собственно, и все. Ну, еще, пожалуй, немного рассказать о Давиде и о том, что ему нужно.

У него появилось чувство бессмысленности и глупости всей этой затеи. Он не мог понять, что вообще заставило его сюда прийти. Отчаяние? Может, оно сильнее, чем он думал? Он посмотрел на свой полный бокал, к которому даже не прикоснулся, и сделал глоток. Вино было хорошее, «Примитиво», и оказалось весьма кстати.

– Видите ли… – Он поставил бокал на столик и посмотрел на Гундольта. Надо все же попытаться ему объяснить. – С тех пор как я узнал, что скоро умру, я все думаю, что́ я мог бы еще дать или оставить Давиду после себя. Что́ мы с ним могли бы сделать вместе, о чем ему позже будет приятно вспоминать, что бы мне такое написать ему, чтобы он с интересом когда-нибудь это прочел. Улла однажды видела фильм, в котором мужчина перед смертью записывает видео для своего еще не родившегося сына и делится с ним своим житейским опытом. Я положу письмо для Давида в свой письменный стол, который когда-нибудь, возможно, станет его столом и в котором он его найдет. Но зачем ему это письмо? Зачем ему письмо давным-давно умершего отца, которого он к тому времени успеет забыть? Которого не помнит в роли автора этого письма? А то, что мы делали вместе в