Читать книгу - "Кошка из мастерской - Ён Сомин"

мастер-классы растёт; думаю, этот стол тоже придётся использовать. Иначе места не хватит.

На открытие мастерской Сота в качестве поздравления подарил коричневый деревянный стол. Ещё год назад за ним сидел Хосу и учил людей составлять цветочные композиции. Сейчас этот стол стал единственным местом в мастерской, напоминавшим Чохи о Хосу. Логотип компании, в которой работал Сота, прикреплённый с обратной стороны столешницы, давно потускнел.

– Если ты не против. А хочешь, я подарю тебе другой стол, в новом дизайне? Побольше этого.

– Не надо. Нет такого деревянного стола, который понравился бы мне больше этого. Помнишь? Мы с ним тогда одновременно закричали: «Вот оно!»

– Вообще, Хосу он понравился больше, – допивая кофе, сказал Сота ровным голосом, не выражающим ни сочувствия, ни печали.

Чонмин восхитило спокойствие и крепкая взаимосвязь Чохи и Соты, которые так свободно справлялись со своими воспоминаниями. Девушка ещё раз взглянула на стол. Она вспомнила, как недавно прикоснулась к «столу, который нельзя трогать», и её лицо покраснело.

Когда они вчетвером с трудом сдвинули массивный деревянный стол, пространство мастерской вдруг обрело неожиданную гармонию. Все перевели дух и рассаживались вокруг, когда Чонмин, впервые опускаясь на это место, испытала странное ощущение – будто она одновременно впервые и уже сто раз здесь сидела.

Сидевший рядом Сота сказал ей:

– А вы, Чонмин-си, работали в маркетинге? Судя по инстаграму[34] мастерской, у вас к этому большие способности. Ваши посты – это целые новеллы или рассказы. У меня было такое чувство, будто я непосредственно наблюдаю за тем, как героиня по имени Ючжон, которая есть в каждом вашем посте, с помощью керамики исцеляет свою душу. И поскольку из ваших произведений я узнал, сколько сил требуется на изготовление керамических изделий, мне тут же захотелось купить себе одно из них. Вы умеете расставлять правильные акценты.

– Нет, я никогда не занималась рекламой, – ответила Чонмин, слегка поглаживая столешницу. – Раньше писала сценарии для телевидения. Да и образование у меня «японская филология» – до маркетинга как пешком до Токио. Но ведение соцсетей оказалось проще, чем думалось. Наверное, потому, что суть та же – поймать внимание зрителя.

Сота оживился:

– Вот как! У нас в маркетинге тоже работает бывший сценарист. Во время последней коллаборации, когда всё пошло наперекосяк и график рассыпался, только он один сохранял ледяное спокойствие. Когда я спросил, в чём секрет, он рассказал про случай, когда у него в шесть утра пропали все тексты за час до эфира. Говорит, это был самый страшный день в его жизни.

Чонмин невольно рассмеялась – слишком знакомые ощущения. Многие её коллеги действительно перешли в рекламу, сравнивая темп работы с авралами на телевидении.

– Сценарная работа выматывает донельзя, – вздохнула она, и Сота ответил заразительным смехом.

Чихе и Чонмин сидели рядышком за гончарными кругами, а Сота рассматривал работы Чохи. Мастерская, ненадолго взволнованная визитом, постепенно возвращалась к привычному ритму – мерный гул кругов, плеск воды. Чохи в углу терпеливо объясняла Соте тонкости обжига, а Чонмин, наблюдая за ними, вдруг ясно представила их двадцать лет назад: молодую Чохи в запачканном комбинезоне, Соту, ещё неуверенно говорящего по-корейски, наверняка обращавшегося к ней излишне почтительно. И где-то рядом – незримый пока для неё Хосу.

– Увы, пора возвращаться в офис, – с сожалением произнёс Сота, уже стоя в дверях. – Пришлю тебе пару стульев к этому столу, – кивнул он в сторону Чохи.

И что удивительно – обычно не принимавшая подарков Чохи лишь молча кивнула, продолжая выравнивать край вазы.

Когда Чонмин открыла глаза, было уже за полночь. На улице резкие звуки стройки заглушали чистый стрёкот осенних сверчков. Как ни странно, тёмная ночь и шум удивительно сочетались друг с другом – настолько, что девушка поборола возникшее было желание выругаться.

Деревня Памгаси менялась. Там, где раньше пустовали витрины с пыльными объявлениями «Сдаётся в аренду», теперь открывались модные кафе с шеф-поварами из престижных ресторанов, антикварные лавки и шоурумы с дизайнерскими вещами. В соцсетях расцвёл тренд на «свидания на окраинах», и улицы, где раньше бродили только бездомные кошки, теперь заполнили молодые люди в стильных пальто и остроносых туфлях.

Чонмин нравилось это оживление, но где-то в глубине души шевелилась тревога. Исчезнет ли теперь её любимое кафе с фруктовыми сэндвичами? А то местечко, где хоронят непопулярное мороженое? А мастерская «Соё»?

Она провела рукой по спине Хои, мурлыкающей у её ног.

«Самое правильное, что я сделала в этом году, – забрала тебя вовремя», – подумала Чонмин. Иначе кошка могла бы потеряться среди стройплощадок или, оглушённая толпами, остаться без еды.

За окном осенние комары зло жужжали в темноте, а луна, круглая, как гончарный круг, заливала всё холодным светом. Где-то в этой ночи бились два сердца, одно – потерявшее дорогу и забившееся в угол, и второе – всё ещё ждущее встречи с ним.

Печальная легенда

Чонмин взяла недельный перерыв от занятий в мастерской. Апатия вернулась, как осенний туман, незаметно заполняя всё вокруг. Сезон одиночества. Даже здоровые люди в такие дни будто теряют часть себя. А у неё к этому добавлялись старые проблемы – дислексия, рассеянное внимание. У Чонмин не получалось вести соцсети мастерской. Книжный шкаф она закрыла пледом. Телевизор, выброшенный год назад, теперь казался гениальным решением – иначе она бы разнесла его в ярости. В одиночестве её терпение истончалось и злость, которую она так тщательно скрывала при людях, вырывалась наружу. Она злилась на весь мир. Даже на бога, в которого не верила.

Телефон жалобно пискнул, показывая уведомление о новом сообщении в KakaoTalk.

Чохи: Хорошо. На улице холодно, включай бойлер.

Удивительно, как безликие буквы на экране, заключённые в прямоугольник стекла, могут быть таким тёплым прикосновением. Чохи не спрашивала лишнего. Она не лезла в душу с расспросами, не требовала объяснений. Вместо этого – кофе. Горячий, с густой пеной. И сладкая булочка, тающая во рту. В её мастерской не нужно было говорить, если не хотелось. Можно было просто пить, чувствуя, как горечь напитка смешивается с горечью внутри и вдруг – неожиданно – растворяет её. Как будто в этом тёмном обжигающем эликсире было какое-то тайное лекарство. Люди приходили с тяжёлыми мыслями, сжимающими грудь, а уходили легче. Выпивший кофе человек как будто за пять выдохов избавлялся от скопившегося внутри яда и покидал мастерскую в совершенно ином настроении.

Когда Чонмин собиралась выключить экран, пришло ещё одно сообщение:

Чохи: Всё равно загляни, пожалуйста, в мастерскую. У меня кое-что есть для тебя.

Чонмин ничего не оставалось, как подняться с кровати.

Печать размером с большой палец, в пёстром мешочке. Это был керамический именной штамп. Чохи провела всю ночь, гравируя на гладкой глиняной поверхности размером с ноготь иероглиф 珉 («мин», который используют для обозначения яшмы или нефрита). И Чонмин вспомнила, что Чохи несколько недель назад спрашивала, как её имя записывается иероглифами. Чохи сказала, что идея подарить Чонмин личный штамп принадлежит Соте. Было несколько вариантов, как поблагодарить Чонмин за то, что она ведёт соцсети: скидка на посещение занятий в мастерской, соответствующая оплата выполняемой работы или же личная печать. Чонмин обрадовалась тому, что выбрали печать. Она уже несколько раз говорила, что простого спасибо достаточно, ведь ей и так разрешали пользоваться печью бесплатно. И вообще она бралась за копирайтинг без особых ожиданий с чьей-либо стороны.

Даже в этот короткий визит Чохи предложила Чонмин выпить что-нибудь тёплое, своей добротой приведя её в умиление. Девушка же испугалась, что, если откроет рот, расплачется, поэтому на мгновение сжала губы. Пропустив пару ударов сердца, она ответила, что ничего не нужно.

Чонмин раскатала глину в тонкий круг и поставила на ней оттиск штампа. Один раз, два… Этот маленький кусочек глины быстро заполнился иероглифами. Пропечатанные знаки были небольшие, но чёткие. И трудно было поверить, что этот маленький иероглиф выдержал температуру в 1250 градусов.

Из трёх иероглифов, составлявших её имя, любимым, естественно, был «мин». Когда Чонмин