Читать книгу - "Такая вот любовь - Синтия Ньюберри Мартин"

любовь, дарить любовь, дарить любовь». Это он запомнил. Они, должно быть, раз двадцать прослушали начало. На улице заработала воздуходувка. Не поискать ли ему эту песню? Уилл открыл Гугл и указательным пальцем набрал: «песня про давление». Последний результат поиска на странице: «„Под давлением“ группы „Куин“ и Дэвида Боуи». Стелла вроде упоминала «Куин», верно? Не тот ли это тип, у которого лицо было разрисовано черной и белой краской? Уилл запустил Айтьюнс. Выполнил все действия, которые показала ему Стелла, и не успел опомниться, как зазвучала их песня. «Бум-бум-бум, ба-бум-бум…»

Глава 18

Перед трейлером Люси опять был припаркован красный грузовик Джона Милтона. Теперь Анджелина хотела увидеть этого человека – возможно, пообщавшись с ним, она выяснит что‑нибудь новенькое о себе. Она заглушила двигатель, сунула кружку, которую привезла для Люси, в большую сумку и, прежде чем повесить на плечо сумочку, захватила солнечные очки. На полу машины валялись четыре или пять зонтиков. Дочери знали, что мама их коллекционирует, и на день рождения и Рождество дарили ей именно зонты. Ее любимый – белый в разноцветный горошек, подарок Кары, – вызывал в памяти детскую книжку «Пустите меня в зоосад» и ее продолжение, которое Анджелина обнаружила в книжном магазине «Сквер букс», когда они с Айрис ездили в Оксфорд, с названием «Я хочу превратиться в кого‑нибудь другого!». Она потянулась именно за этим зонтом, затем раскрыла пестрый купол под треугольным лоскутом солнечного неба, вклинившимся между распахнутой дверцей и корпусом машины.

Вставая, она успела заметить за куполом верхнюю часть фигуры Джона Милтона, поэтому опустила и закрыла зонт.

– Зачем вам зонт? – спросил он низким голосом, отдававшимся в ее груди, и сплюнул на кусочек земли между ними.

– Может, на всякий случай?

Джон Милтон засмеялся, и Анджелине показалось, будто она только что сняла солнечные очки, хотя и не надевала их.

– Люси хотела, чтобы я ушел до вашего приезда, – сказал мужчина, засовывая руки себе под рубашку и оттопыривая ее.

– Вот как?

– Чтобы я вас не смущал.

– Чтобы вы меня не смущали?

– Кроме того, она заявила, что внутри маловато места для троих. – Лишь на его обгоревшем носу и запекшихся губах не было ни единого волоска. – Что вы делаете после своей благотворительной акции? – осведомился Джон Милтон.

– Это не благотворительность. Мне платят.

Джон Милтон поковырял в зубах.

– Проклятый бекон!

Анджелина смотрела на него, стараясь расслабить плечи. Почувствовав, что трусы у нее съехали набок, она завела руку назад и попыталась поправить их, сделав вид, будто отряхивает брюки.

– У вас что, трусы сбились?

Анджелина опустила глаза, повертела зонт в руках, снова раскрыла его.

– В чем дело? Не понравилось, что я произнес слово «трусы»?

Она взглянула Джону Милтону в лицо, ощутила неловкость, будто подглядела что‑то не предназначенное для ее глаз, и посмотрела в сторону.

– Полагаю, меня ждет Люси?

Джон Милтон помотал головой.

– Она на горшке сидит.

Анджелина топнула ногой и повернулась к нему спиной.

– Что?

– Есть вещи, которые не говорят едва знакомым людям!

– Почему?

– Это невежливо.

– Так вот чего вы от меня хотите: чтобы я был вежливым?

Анджелина полуобернулась к нему и застыла на месте. Она раскрыла рот, однако снова закрыла его и, протянув руку к своей машине, оперлась на нее.

– Все эти дни мать только и твердит что о вас, – бросил на ходу Джон Милтон, размашистым шагом направившись к своему грузовику. – Я хотел глянуть, из-за чего весь сыр-бор. Должен сказать, я не впечатлен.

С этими словами он сел в грузовик и уехал.

А Анджелина продолжала стоять, опершись о машину, которая выглядела в точности так же, как пять минут назад. И это ее до крайности изумляло.

Глава 19

Люси взяла кружку.

– Вы купили ее для меня?

– Такие продают в больнице, – объяснила Анджелина. – Ее дизайн создан одним из пациентов.

На боку темно-синей кружки красовался розовый цветок, на ручке – бабочка больше чем в натуральную величину.

– Какая красивая! – сказала Люси, вертя кружку в руках.

Женщины заняли свои обычные места за карточным столиком – маленьким островком в море мусора, грязной одежды, немытой посуды и открытых пакетов с чипсами, – и Анджелина стала вносить в таблицу новые данные.

– Где фиолетовое ведерко?

– О, в спальне, – ответила Люси. – Я думала, вам оно больше не понадобится.

– Не понадобится. Просто я не вижу его.

Люси улыбнулась.

– В пятницу я гуляла. Открыла дверь и вышла на улицу. В субботу тоже. В воскресенье – целых два раза! А вчера дотащилась до «Севен-элевен» и поздоровалась с Грэйси.

– Люси!

– Мне пришлось присесть на ее складной стул. Сердце ужасно колотилось. Я стала кашлять, чтобы оно сжалось. Грэйси принесла мне стакан воды и пыталась заставить меня позвонить вам. Но мне полегчало. Она попросила какого‑то покупателя подбросить меня обратно.

Анджелина откинулась на спинку кресла.

– Самое трудное – это начать, – проговорила она.

Люси обхватила себя руками, баюкая синюю кружку на согнутом локте.

– Я сказала себе: просто открой дверь.

Она рассмеялась. Анджелина тоже.

– Когда я ступила с крыльца на траву, дул ветер, мимо проносились машины. И мне захотелось побывать где‑нибудь в новом месте. И вот я дошла до самой дороги, а потом вернулась обратно. Подумала: ладно, на сегодня треволнений достаточно.

– Ух ты! – воскликнула Анджелина.

Люси улыбнулась, и глаза ее засверкали.

– А когда я добралась до «Севен-элевен», говорю вам, я почувствовала себя… не знаю… живой, что ли… Живой впервые за много лет! – Она поставила кружку на карточный столик.

– Люси, я так рада за вас! – И Анджелина действительно была рада, но она испытывала и еще кое-что. Некую тревогу.

– Этот новый сустав работает, – заметила Люси. – А кроме того, в «Севен-элевен» я не купила ни конфет, ни пончиков. Мне до того хорошо, что даже сладкого не хочется.

Это заставило Анджелину задуматься о стольких вещах, что она поднялась с места.

– Куда вы? – спросила Люси.

– Пожалуй, будет небесполезно, если мы здесь приберемся – избавимся от кой‑какого барахла.

Обычно Анджелина наводила чистоту в комнатах дочерей, когда те болели и лежали в постели. Точно беспорядок мешал им выздороветь. В детстве ее мать делала то же самое для нее.

Люси покопалась в ухе и посмотрела на Анджелину тем странным взглядом, какой у нее иногда появлялся: будто она чего‑то недопонимает.

– Наклоняться вы не можете, – продолжала Анджелина. – Зато можете давать мне указания. – Она подняла с пола рубашку, явно принадлежавшую Джону Милтону: на ней были его темные волосы. И от нее пахло улицей и потом. –