Читать книгу - "Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели"

А бугенвиллею? В некоторых районах народ зовет ее «свадебная фата». Это же настоящее торжество цвета!

Все они сейчас передо мной. После обеда море похоже на волшебное зеркало, отражающее солнце. Легкий ветерок колышет занавески и приносит с гор аромат тимьяна и сосен.

Из комнаты доносятся звуки неумелой игры на скрипке. Смычок извлекает из струн нечто, похожее на скрипение двери. Или звуки пыток. По крайнее мере, для слушающих это точно пытка. У всех музыкальных инструментов процесс освоения страшен, но, верно, ничто не сравнится со скрипкой.

Я счастлива, очень.

Интересно, когда девочка вырастает? Когда приходят первые месячные? Когда ей исполняется восемнадцать? Когда она выходит замуж? Или когда начинают седеть волосы?

Мне кажется, никогда. Девочка не вырастает, сколько бы лет ей ни исполнилось, она никогда не чувствует себя взрослой. Свой последний вздох она делает девочкой, полной желаний и волнений.

Но она меняется. Жизнь постоянно изменяет эту девочку, и у этих изменений есть свой постоянный участник – мужчина. Оглядываясь назад, я понимаю, что даже Ахмет сделал меня более зрелой. Влияние Тарыка было меньше, но и он принес свою пользу. Однако наибольшим изменением своей личности я обязана пожилому мужчине. Между нами не было ни любви, ни отношений, нас не объединяли ни страна, ни язык. Это было совсем короткое знакомство.

Сейчас есть другая Майя. Более спокойная, более любящая, более понимающая.

В последние дни я ловлю себя на том, что стараюсь понять даже Ахмета. Точнее, понимаю. И у него есть проблемы, как и у всех. Он любил и меня, и сына. Возможно, в разрыве наших отношений сыграл свою роль и мой сварливый характер.

По-настоящему сварливый человек никогда этого не признает, не сможет. Чтобы посмотреть правде в глаза, надо выйти из прежнего состояния.

Неуверенность прежней Майи заставляла ее показывать зубы этому жестокому миру, окружала ее непроницаемым толстым панцирем. Я годами осуждала своего бывшего мужа, но на самом деле сама вела себя таким образом. Чрезмерно властная молодая женщина, которая старается контролировать каждый момент жизни и людей вокруг нее. А ведь жизнь состояла из множества запутанных дорог, и по какой идти, каждый человек решал сам.

Я с наслаждением закуриваю сигарету. Печатая эти строки, я периодически посматриваю на свое произведение.

Заголовок написан красивыми буквами:

Мимесис

ИЗОБРАЖЕНИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ В ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Перевод Майи Дуран

На следующей странице взгляд падает на следующие строки курсивом:

Я посвящаю этот перевод уважаемому ходже, профессору Максимилиану Вагнеру, который не только познакомил меня с этой книгой, но и научил меня отличать добро от зла в жизни, а также его дорогой жене Наде-Катарине Вагнер. Надеюсь, они оба обретут покой в своей морской могиле.

После нескольких месяцев работы был закончен не только этот перевод, но и книга, несущая в себе следы жизней Макса, Нади, Мари и Майи. Книга, составленная мною из более ранних записей, которые я объединила в единое целое в самолете на пути в Бостон, закончится этим эпилогом.

* * *

Даже не буду трогать последние предложения, которые я кое-как напечатала под нетерпеливыми взглядами Ренаты, допуская от волнения множество ошибок. Потому что этот текст – не мастерски написанная книга, а исповедь, признание, стремление поделиться. Поэтому он не нуждается в редактировании, совершенствовании, в исправлении речевых и орфографических ошибок. Иначе, как мне кажется, он станет слишком выверенным и потеряет часть своей искренности. По этой причине я прошу издательство, которое возьмется печатать мою книгу, не трогать ни одной строки моего текста, каким бы неумелым и неправильным он ни был (конечно, если найдется издательство, которое согласится его опубликовать).

Я долго думала, какое название дать своему рассказу: идей было много, вроде «Макс и Надя», «История трех женщин», «Частные жизни», «Морское кладбище».

В конце концов, разве писатели не обращаются к главным темам греческих трагедий снова и снова уже тысячи лет? Любовь, ненависть, месть, алчность, зависть, судьба…

Об одном и том же писал и Шекспир, и авторы бульварных романов. Говорят, важно, как именно ты об этом расскажешь. У меня же такой задачи нет. Что я пережила, то и изложила.

Думаю, внимание к форме в отрыве от содержания происходит от идеи, что сюжет сам по себе не важен. Около тысячи лет назад перс Фирдоуси в начале своей поэмы «Шахнаме» писал, что все слова, какие возможно, уже сказаны, так что ничего не осталось – поэтому важно не что сказано, а насколько это красиво.

Однако я пишу эту историю не для красоты, а потому что считаю, что ее стоит рассказать.

Конечно, все эти вопросы меня не касаются. В конце концов, я завершаю единственную книгу, которую хотела написать.

Я планирую поместить эпиграфом фрагмент знаменитого стихотворения Поля Валери «Морское кладбище», но окончательно еще не решила. Посмотрим. Все в жизни зависит от настроения.

Когда я писала книгу, все ее главные герои, за исключением двух, уже умерли. В живых оставались лишь Макс и я. Сейчас же остаюсь только я, потому что Макса уже нет на свете.

Нужно рассказать, что произошло после того, как сердитая Рената заставила меня выключить ноутбук.

* * *

Пройдя паспортный контроль и другие утомительные процедуры в бостонском аэропорту Логан, я села в такси и прямиком поехала в Массачусетскую больницу общего профиля. Нельзя было терять время на то, чтобы оставить чемодан в номере отеля, который я забронировала, ведь я не знала, в каком состоянии Макс.

Я не подозревала, что войти в больницу будет так просто. Возможно, они и не принимали никого вне дней и часов посещений, однако я прилетела из Стамбула, и по моему растрепанному виду было понятно, что из аэропорта я сразу примчалась сюда, и это на них подействовало. Через минуту меня направили в палату профессора на четвертом этаже.

Мне показалось, что Макс побледнел и исхудал. Несмотря на это, увидев его лицо с правильными чертами, я снова всей душой почувствовала, как же по нему скучала. На его лице читалась человечность, которая вызывала уважение и сострадание. Когда я появилась, его глаза зажглись. Невзирая на слабость, он захотел сесть в постели. Я подошла и, положив руку ему на плечо, не дала подняться, а затем расцеловала.

– Нэнси сказала мне, что вы приедете. Я возразил, мол, нет необходимости сюда лететь, но был не очень убедителен. Мне очень хотелось, чтобы вы приехали. Встретиться в последний раз…

– В последний раз?

– Да, в последний. Уже нечего скрывать. Я умираю, значит, в каком-то смысле