Читать книгу - "Облака на коне - Всеволод Шахов"

почувствовал, что это какая–то тряпка и попытался скинуть её с себя.

– Ну, что ты маешься? Сейчас помогу! – Кто–то поджал его ногу и вывел руку в нужную сторону и, действительно, освободил. Потянул и – о, чудо! – слепящий свет. Лампочка за металлической решёткой.

– Во как завертелся, аж запутался в одеяле! – голос сбоку, в насмешку, прояснял. Но другой голос одёрнул:

– На дверь посмотри!

Он повернулся – дверь нашлась легко – сознание после сна возвратилось.

– Фамилия? – два настороженных глаза через проём–кормушку в двери, с презрением, смотрели на него, – Что не слышишь? – и угрожающе, – фамилия?

– Устинович! – наконец он полностью вышел из сна.

– На выход! – два глаза из прорези исчезли, послышался лязг ключей и скрип открываемой двери.

…Следователь встретил приветливо.

– Присаживайтесь, Владимир Арнольдович!

– С чего это так вежливо? – Устинович посмотрел на протянутую в направлении стула руку.

– У меня на сегодня к вам только несколько вопросов.

Устинович молча потянул голову в сторону следователя.

– Да, есть хорошие новости, но об этом позже. Скажите, вы участвовали в испытательных полётах дирижабля «Вэ–семь–бис» при его сдаче комиссии?

– Нет. Это же все знают, там более опытные пилоты участвовали… сколько раз меня уже спрашивали.

– Формальность… – следователь явно вёл себя необычно, – и второй вопрос. По какой методике вы с Кобусовым проводили расчёт горючего при вылете из Сализи?

– Сколько раз отвечал… – Устинович показно вздохнул, осёкся, встретив колючий взгляд следователя. Быстро перешёл на деловой тон. – По методике, изложенной в документе «восемь–тире–два изменение пять».

Следователь вынул из ящика стола папку, ткнул пальцем на серую обложку.

– По этой?

– Да.

– Владимир Арнольдович, теперь у меня личный вопрос. Вы ведь в юности курсантом были… на кораблях? – Следователь напряжённо смотрел на Устиновича.

– Да, но после несчастного случая врачи не допустили к дальнейшим занятиям, – Устинович проговорил медленно, внутренне удивляясь, как недавний сон заявил о себе.

Следователь молчал, вынуждая на продолжение.

– Ведро с краской на меня сверху опрокинул один курсант, когда я в люльке борт красил. Врачи глаза спасли, но хуже стал видеть. Пришлось искать другое учебное заведение.

– Тянет к морю?

– Нет, это уже в прошлом

– Это я так… в вашем деле увидел… я сам на море служил. Теперь вот тоже, так сказать, сменил профессию.

Следователь помолчал и, казалось, с грустью, проговорил:

– Удивлены, что я так вдруг с вам откровенничаю? Да вот, получено решение прокурора освободить вас, – он показал на бумагу с печатью, – следствие будет продолжено, выявились новые обстоятельства. Дирижабль «Вэ–восемь», который сейчас на испытаниях… он ведь копия «Вэ–семь». Там выявилась проблема с повышенным расходом топлива, а в методике расчёта горючего этот факт не отражён. Так что вы, получается, действовали по инструкции… Больше я вас не задерживаю. Собирайтесь, вас проводят.

3

После ужина Николай немного успокоился. Сел за письменный стол, заваленный исписанными листами бумаги. Разрозненные мысли требовали чёткого оформления, а целостную картину изложить пока не удавалось. Письмо зрело уже неделю и вот–вот готово было родиться. Аргументы казались весомыми. Николай уже видел, как, прочитав письмо, решение будет принято сразу.

Сегодня решился сделать чистовик. Обмакнул перо в чернильницу и написал: «Дорогой Иосиф Виссарионович!» Следующими строками по имени–отчеству обратился к Молотову, Ворошилову и Кагановичу. И тут нить мысли, которую, казалось, цепко держал, вдруг оборвалась. Чертыхнулся. Недовольно фыркнул, отложил перо в сторону.

Поднялся, стал ходить взад–вперёд.

…Хорошо, что теперь своя комната. Никто не мешает. Можно не опасаться, что мелкота разрисует книги, разбросает тетради или растащит по углам чертёжные принадлежности… хотя… они уже все подросли. Своя комната! Какую зависть у людей вызывает! Мать вчера рассказывала, что люди в очередях шепчутся: «Всё этим молодым… выскочкам… что они такого великого совершили? Всё на готовом! Дирижабли им построили. Они, ишь, только и умеют носы задирать, щеголяя в новенькой форме. А этот пятиэтажный дом строили для инженерно–технических работников… а эти разве инженеры?»

Николай вздохнул.

Хм–м… «и–тэ–эровский» дом… Я–то чего волнуюсь? По специальности – инженер. Всё по праву. Да и, вообще, неужели, не заслужил? Глупости! Знали бы эти балаболы, сколько бессонных ночей… зубрить учебники… налётывать часы… доказывать, то одним, то другим… А что эти… которые в очередях трепятся, много сделали? Только брехать умеют! Вот из–за таких всё и рушится… все наши идеи, все мечты. Мелкие остатки буржуазного мирка… все эти мещане, только и думают, как ухватить кусок и убежать в нору, отсидеться и начать тявкать, как только возможность появится…

Ещё больше разозлился… как уж тут на деловой лад перестроиться…

Остановился около лежащих в углу стопок не разобранных бумаг.

Узел на верхней связке не поддавался. Неделю назад, во время переезда из старого дома, впопыхах, складывал всё вперемежку и быстро перехватывал бечёвкой.

Верёвку пришлось резать ножом.

Методики испытаний… выписки из приказов… наброски схем вариантов посадки дирижабля… И не нужно уже всё это… на растопку печки только… Хмыкнул… Теперь–то и отопление в новом доме от угольной котельной.

Рядом лежали скатанные в рулоны плакаты. М–да… стоит ли развешивать? Раньше по всем четырём стенам висели..

Развернул самый большой. Плотная бумага, желтизна, края обтрёпаны. Такой плакат не повесишь на новые обои. Простейшая графика казалась когда–то весомой. Да, когда–то… Вот, по крохам собирали деньги на мечту. И как, казалось, закрутится, завертится… и будет, будет флот, флот из кораблей–дирижаблей. Николай смахнул пальцем несколько волосков и прилипший комочек грязи с огромного дирижабля с надписью «С.С.С.Р». К дирижаблю мчались люди. У каждого в руке либо банкнота, либо монета. На монете – цифра «пятьдесят», на банкнотах – побольше. Бегут, бегут, спешат сдавать. Вот такие были ожидания. а теперь оказывается, что и миллионов от государства не хватает. Надпись внизу плаката призывала: «Строй советский дирижабль!»

Вот и другой плакат, постарее. Крупным планом рабочий в синей спецовке, с поднятыми вверх руками, в правой – молоток. Почему молоток? Лицо добродушное, с усами, деловое, смотрит на тебя… А над ним дирижабль реет… Призывает крупными надписями: «Даёшь советский дирижабль! ОСОАВИАХИМ – опора мирного труда и обороны С.С.С.Р.»

Николай один за другим раскатывал рулоны, грустно улыбался.

Ух, какой здесь пузатый нарисован… Представления у художника даже не было, как должен выглядеть… зато кабина обтекаемой формы. Летит над полями… На полях плотным строем трактора и комбайны… этакий неявный призыв получился – всего надо много! Но фраза внизу гласила только об одном: «Построим мощный советский дирижабль!»

Николай потёр лоб, отложил плакат в сторону, почувствовал, как утерянная нить доводов восстанавливается, в два шага рванулся к столу и стал лихорадочно писать:

«Правительство и партия