Читать книгу - "Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств - Эдуард Владимирович Тополь"

марш услышать сказанное вождем, маршалу пришлось приблизиться к Сталину и пригнуться. Затем, выпрямившись, он ответил:

– К сожалению, есть, товарищ Сталин. У них есть сверхтяжелая пушка К-38 калибра 211 мм с длиной ствола 21 метр. Снарядом весом 120 кг она бьет на 33 километра.

Сталин недовольно поморщился:

– Значит, в артиллерии у нас нет превосходства?

– У нас есть равенство, товарищ Сталин, – дипломатично ответил Тухачевский. – Их К-38 весит 25 с половиной тонн, а наша гаубица всего 18, и она самоходная.

– А легкие гаубицы у них есть?

– Так точно, товарищ Сталин. Гаубица «FH 18» боевой массой 2 040 кг, снарядом 14,8 кг и дальностью боя 10 675 метров.

– А у нас?

– У нас новая пушка Ф-22 конструкции Грабина. Она меньше немецкой, зато может стрелять как по наземным целям, так и по самолетам. Боевой вес 1 474 кг, вес снаряда 6,3 кг, дальность боя 7 километров. Уже выпущено две тысячи штук.

– Отлично, товарищ Тухачевский, – удовлетворился Сталин. – Вы смотрели «Кармен» в Большом?

– Конечно, товарищ Сталин, – удивился маршал.

– Приходите завтра. Не пожалеете.

– Спасибо, товарищ Сталин.

Огромный матерчатый крейсер с надписью «Аврора» на белых бортах вплывал на Красную площадь, а с ним бравые моряки и морячки в морских кителях и тельняшках несли транспарант «СЛАВА СОВЕТСКОМУ ВОЕННО-МОРСКОМУ ФЛОТУ!»

За «Авророй» мощной лавиной хлынули на площадь морские десантники с первыми советскими семизарядными автоматами АВС-36 на груди, могучие, как 33 богатыря пушкинского Черномора…

Тем временем в Государственном архиве один из пожилых архивистов 12-го архивного отдела НКВД наткнулся на папку с документами царского департамента полиции за 1900 год. Просматривая эти пожелтевшие и уже крошащиеся бумаги, он вдруг обнаружил протокол допроса двадцатипятилетнего токаря Путиловского завода Михаила Калинина. Арестованный с 3 на 4 июля 1899 года, М. И. Калинин провел десять месяцев в глухой питерской тюрьме на Шпалерной улице, 25, а затем на допросе в феврале 1900 года сказал: «Будучи вызванным на допрос вследствие поданного мной прошения, желаю дать откровенные показания о своей преступной деятельности». И рассказал все, что ему было известно о работе подпольного марксистского кружка, который он организовал, став в 1898 году членом РСДРП и «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». На отдельном листе, подшитом к этому протоколу, значилось: «За дачу ценных показаний М. И. Калинин, мещанин, 1875 года рождения, освобожден 12 апреля 1900 года с подпиской о немедленном выезде из Санкт-Петербурга и с правом выбора себе места для постоянного поселения. 17 апреля с. г. выехал из С-Петербурга в Тифлис».

Прочитав этот ужасный документ, опытный сотрудник 12-го архивного отдела НКВД дрожащими руками положил его обратно в папку, теми же дрожащими руками завязал ее серые тесемочки, спешно поставил папку на место и тут же покинул хранилище, словно его там и не было.

Но совершенно иначе повел себя другой сотрудник 12-го отдела НКВД тридцатидвухлетний майор госбезопасности Исаак Штейн, когда в Центральном государственном архиве Октябрьской революции, где хранился архив Московской охранки, в его руках оказался еще более страшный документ. В папке «ОСОБО ВАЖНЫЕ ДОКУМЕНТЫ» вице-директора Департамента полиции, действительного статского советника Сергея Виссарионова он увидел анкету Иосифа Джугашвили с его фотографиями 1913 года в фас и профиль, целую стопку его собственноручных донесений полиции о совещании большевиков в краковской квартире Ленина в январе 1913 года и характеристиками на его участников – Зиновьева, Каменева, Трояновского и Малиновского, а также письмо Игнатию Михайловичу Золотареву, шефу всей российской полицией. В начале этого письма Иосиф Джугашвили вежливо напомнил Игнатию Михайловичу, что «имел честь быть представленным ему в приватной комнате некоего ресторана», а затем сообщал, что Роман Вацлавович Малиновский, член ЦК РСДРП, депутат 4-й Государственной Думы и одновременно агент Охранного отделения, «работает усерднее для дела большевиков, чем для дела полиции».

На полях этого письма размашистым почерком стояла резолюция: «Этот агент ради пользы дела должен быть сослан в Сибирь. Он напрашивается на это. И. Золотарев».

То есть сам руководитель всей российской полиции подтвердил личное знакомство с Иосифом Джугашвили «в приватной комнате некоего ресторана» и назвал его своим «агентом»! А поскольку Малиновского, самого ценного агента Охранного отделения, внедренного в РСДРП еще в 1906 году, какой-то Джугашвили хочет подсидеть, чтобы, ясное дело, занять его место, то этого интригана следует «ради пользы дела» упрятать куда подальше в Сибирь – он «сам напрашивается».

От такого открытия – Сталин агент охранки! – Штейну стало так плохо, что он выскочил из хранилища в туалет, где его вырвало.

А в завершение первомайской демонстрации под замечательный авиамарш «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц» поднимались над Красной площадью огромные воздушные шары с портретами Сталина, и ревя моторами полетели над праздничной Москвой новенькие советские истребители И-15, И-16, И-153 и бомбардировщики СБ…

Глава 3.

Сколько весит Советский Союз?

Оперу «Кармен» Сталин любил по двум причинам. Во-первых, в истории превращения молодого Хозе в бандита и контрабандиста он видел свою молодость, и, сидя во время спектакля в глубине «сталинской» ложи, невидимый остальным зрителям, мог не изображать «мудрого вождя мирового пролетариата и преемника великого Ленина», а полностью слиться с ярким, красивым, темпераментным Хозе на сцене. А во-вторых, в спектаклях Большого театра роль Кармен исполняла знаменитая Вера Давыдова – не только замечательная меццо-сопрано, а на редкость аппетитная двадцативосьмилетняя красавица с фигурой «Махи обнаженной» испанского художника Франциско Гойи. И эту Маху, которую на сцене не смог получить юный Хозе, он, Сталин, будет иметь сегодня же ночью – еще в образе Кармен, еще горячую после спектакля…

Единственное, что его раздражало – этот дурацкий финал оперы, когда, убив Кармен своим кинжалом, Хозе восклицает: «Арестуйте меня! Я убил ее». Эта сцена напоминала Сталину то, что он старательно забыл, и потому в середине четвертого акта он всегда уходил, зная, что начальник его охраны Карл Паукер уже отправил в гримерку Давыдовой огромный букет алых роз. Появление этого букета говорило Давыдовой, что слева от служебного входа театра ее ждет правительственный «Кадиллак», который доставит ее на «ближнюю» или «дальнюю» сталинскую дачу…

Но сейчас был конец третьего действия, Микаэла уже сообщила Хозе, что его мать при смерти, и уводит его со сцены от Кармен и банды контрабандистов…

Где этот Михаил Калинин, «всесоюзный староста» – председатель ЦИК СССР? Сталин хотел при нем поговорить с Тухачевским, который пришел на спектакль со своей новой пассией тридцатитрехлетней Натальей Сац, создательницей