Читать книгу - "Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс"

ей лихорадку; глаза ее, не высыхавшие от слез в течение трех месяцев, не в состоянии выносить яркого дневного света, а тем более резкого холода. Ее величество не в состоянии даже писать и принуждена прибегнуть к моей помощи для начертания этих строк.

«С первым облегчением в здоровье королева, поспешит исполнить свою обязанность, явиться в Сен-Жермэнский замок; но кроме опасности смелого движения она в настоящую минуту боится еще а крайнего волнения от свидания, которого ваше величество желаете.

«С чувством бесконечной преданности, государь, остаюсь вашего величества покорнейшей слугой.

«Мари Рогон, герцогиня Шеврёз.

«Писано в Лувре, в комнате королевы, 8 января 1626 года, в 4 часа пополудни».

Фаворитка заботливо избегала хоть одним словом коснуться наконечников аксельбанта, которые впрочем были единственным предметом королевского письма. Изобретательная герцогиня была, слишком хитра, чтобы выказать внимание к этому обстоятельству, и при том мнимая небрежность, касательно пункта, который мог показаться незначительным, предоставлял в крайнем случае лишний ресурс для королевы. Действительно, если, будучи заподозрена в такой легкой отговоре как притворное нездоровье, она принуждена была бы ехать в Сен-Жермэн, то конечно весьма натурально она могла забыть надеть роковую драгоценность, а это во всяком случае четыре выигрышных дня.

На следующее же утро Людовик ХIII послал одного, из своих камергеров осведомиться о здоровье королевы. Через час явился королевский доктор по приказанию его величества подать медицинскую помощь этой государыне. Легко было обмануть первого посетителя относительно настоящего положения болезни, но со вторым предстояло гораздо больше затруднений. Предстояло потерпеть неудачу перед опытным ученым доктором, если бы сама природа не явилась помочь интриге. К счастью волнение Анны Австрийской, ее страх быть открытой, предчувствие гибельных последствий от подобного несчастья – все это соединилось, чтобы вызвать род переворота в королеве: ускоренный пульс ее обманул и науку и опытность. Доктор объявил, что у королевы была сильная лихорадка, прибавил, что она должна оставаться в постели, и прописал лекарство, которое велел принимать со строжайшею точностью. У Анны и ее фаворитки снова камень свалился с души.

Можно было надеятся на какую-нибудь отсрочку, а герцогиня более чем кто-нибудь была способна воспользоваться ею. Она уехала домой написать к Бэкингему: верный человек, которого она припасла, обещал пробраться в Англию, не смотря ни на какие препятствия, и через три дня доставить ответ от английского вельможи. Мари села за свой письменный стол, когда ей доложили о госпоже Комбалле, которая подошла уже так близко к кабинету, что не представлялось возможности избежать этого несносного посещения. Гостью пригласили.

Госпожа Шеврёз редко видела племянницу кардинала; она знала, что эта родственница, пользовавшаяся самым интимным доверием министра, разделяла его мстительную ненависть к королеве и во многих обстоятельствах помогала его злостным интригам. Но дама эта, воспитанная в школе изменчивого коварства, выражала превосходно впечатления, совершенно противоположные настоящим ее чувствам; она подбежала к герцогине с распростертыми объятиями и крепко прижала ее к сердцу, что встречено было довольно холодно.

– Как мне прискорбно, сказала коварная Комбалле: – жить в придворных путах, которые удерживают меня вдали от вас! Мне приятно было бы видеться с вами каждый день и наслаждаться прелестями вашего ума и сердца.

– Вы слишком льстите мне, отвечала герцогиня, которая очень хорошо понимала всю опасность рассердить племянницу кардинала. – Удовольствие, которое встретила бы я в вашем обществе, было бы несравненно выше.

– Я не так слепа, чтобы верить этой любезности. Но во всяком случае наше взаимное положение возле двух королев позволит нам сойтись теснее, и я с сегодняшнего же дня пытаюсь заключить этот союз, являясь к вам попросить одного одолжения.

– Льщу себя приятной надеждой исполнить ваше желание.

– Вы знаете, герцогиня, владычество моды, ее прелести, восторги, доводящие иногда до безумия: не раз женщины доходили до ужасного отчаяния из страсти к какому-нибудь кружеву, модному позументу, и, говоря откровенно, я, может быть, женщина вдвое ветренее в этом отношении.

– Вы меня удивляете: если не ошибаюсь, везде еще говорят о вашем ревностном благочестии.

– Которое Бог наказал как суетность, оттолкнув меня от своего алтаря; в те лета, в которые сам создатель желает, чтобы женщина, бросилась в свет, хотя бы для того, чтобы вести борьбу с его соблазнами.

– Слава, встречаемая в подобной борьбе, прекрасна, отвечала герцогиня с улыбкой: – но согласитесь, что она трудно достается.

– И я сожалею о женщине, возразила тихим голосом госпожа Комбалле: – которая откровенно отрицает, как сурова борьба с добродетелью. Но возвратимся к делу. При дворе только и речи, что о счастливом примирении царственных супругов. Ах, герцогиня, это радует меня до глубины сердца! Согласитесь, что государь бывает иногда добр; в его характере замечаются даже иногда проблески остроумной любезности. Не правда ли, какой нежный намек – эта мысль о наконечниках аксельбанта.

– А, вы знаете! перебила герцогиня с неосторожною живостью.

– Да, сказала госпожа Комбалле: – дядя мне передал об этом особенном обстоятельстве, я поэтому-то именно поводу я приехала к вам.

– Объяснитесь, сказала Мари, скрывая на сколько можно свое беспокойство.

– Совершенно рыцарская мысль короля, такой отличный случай примирения двух высоких особ, прелесть самой драгоценности – все соединилось, чтобы сделать модным этот аксельбант, и я должна признаться в слабости, что мне было бы крайне досадно, если бы у какой-нибудь дамы прежде меня появились подобные наконечники.

Госпожа Шеврёз вздрогнула.

– Понимаю вас поспешила она отвечать, чтобы лучше скрыть свое смятение, затрагивая первая щекотливый предмет: – вы желаете взять на время аксельбант королевы, чтобы ваш ювелир имел возможность приготовить точно такой же по образцу.

– О, я не желаю, чтобы королева рассталась с ним хоть на один час в такое время, когда она должна явиться к королю. Но если вы согласитесь привезти футляр сюда хоть на несколько минут, одного взгляда достаточно будет моему ювелиру, человеку весьма опытному, чтобы определить форму и величину алмазов.

– Мне очень грустно отказать вам в такой пустой услуге, возразила Мари серьезно, составив уже план поведения, который мог доказать; что она не идет в ловушку госпожи Комбалле: – но желание ваше было бы противно доброму имени моей августейшей государыни.

– Признаюсь, я этого положительно не понимаю.

– Я объясню, в чем дело. Вам лестно первой показаться при дворе в аксельбанте с алмазными наконечниками, такими же, как у королевы. Но эта поспешность докажет очевидно, что драгоценность была у вас в руках прежде чем употребила ее государыня.

– Что же тут предосудительного, герцогиня, когда мой наряд появится после королевы.

– Выслушайте меня до конца, госпожа Комбалле. Всем при дворе известно нерасположение кардинала к супруге Людовика XIII и, позвольте мне вам сказать, не безызвестны также