Читать книгу - "Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс"

которую ввел первый министр была леди Кларик. Известно, что искусным образом она снова, хотя и слабо, завязала прежние отношения, соединявшие ее с фаворитом Карла I перед поездкой его во Францию. Она несколько раз танцевала со своим возлюбленным, и часто ходила по залам, опираясь на руку этого победителя, гордясь своею ролью побежденной. Но не единственно занимало леди это торжество ее слабости; она думала, как бы упрочить свои права, сделав невозможным всякое дальнейшее сношение того, кого она хотела приковать к себе, с коронованной соперницей. Госпожа Кларик, запасшись острыми ножницами, с нетерпением выжидала случая отрезать два или три наконечника, которые в руках кардинала должны были могущественным образом послужить ее любви. С ловкостью она успевала вводить герцога в тесные группы, надеясь при помощи движения толпы совершить задуманное похищение. Средство это ей удалось, она успела отрезать два наконечника, которые и поспешила скрыть на груди, сильно волновавшейся от этой решительной победы.

Когда после бала Бэкингем удалился в комнату, которую занимал во дворце, слуги, раздевавшие его, заметили, что не хватало двух наконечников, и показали герцогу, что они были отрезаны. Министр, припоминая все события вечера, чтобы сообразить какое-нибудь обстоятельство относительно этого воровства, легко представил себе настойчивость леди Кларик и ее усилия водить его преимущественно в самую густую толпу. Возымев это подозрение, он почти начал догадываться об истине; ему стало очевидно, что Французская королева легко могла быть скомпрометирована, и что нельзя было терять ни минуты в виду этой страшной случайности.

В то время как это происходило в Уиндзоре, Ришельё спешил пустить в ход черное коварство, направленное против королевы: он чувствовал, что для погибели этой государыни в уме Людовика XIII было важно – не дать остынуть гневу, который возбудили в ревнивом монархе амьенские происшествия. Средством для этого Ришельё придумал – внушить королю мысль потребовать к себе супругу в назначенный день, и именно с аксельбантом, полученным от него в подарок. Министр рассчитывал насплетничать потом, что королева очень мало дорожила этими алмазами, когда подарила их, и что один лондонский ювелир предложил кардиналу уступку двух наконечников. Но король постоянно оказывал большое отвращение к приему Анны Австрийской; а чтобы достигнуть желанной цели, необходимо было устроить это примирение, и потому кардинал много потерял времени. Наконец королева, сидя однажды утром с госпожой Шеврёз, как громом была поражена, получив следующее письмо от Людовика XIII:

«Милостивая государыня и любезная супруга! Мы с удовольствием можем сказать, что от искреннего сердца отвергаем дерзкие, а следовательно и несправедливые подозрения, в которые мы было впали по поводу амьенских происшествий. Мы выражаем полнейшее неудовольствие, которое чувствуем по поводу этой ошибки и несправедливости. Поэтому приезжайте к нам завтра, 9 января, в наш Сен – Жермэнский замок; и если вы желаете доказать нам, что в душе не питаете никакого неудовольствия к нашей, особе, потрудитесь надеть при этом случае аксельбант с алмазными наконечниками, который нам заблагорассудилось подарить вам в начале прошлого года: это будет, чрезвычайно приятно и радостно нашему сердцу.

«Милостивая государыня и дражайшая Супруга: мы молим Бога о вас и поручаем вас его святой милости. Писано в Сен-Жермэне восьмого января тысяча шестьсот двадцать шестого года. Lovis.

Госпожа Шеврёз, наблюдавшая лицо королевы во время чтения этого письма, вдруг заметила на ней чрезвычайную бледность, и руки ее величества упали на колени вместе с письмом.

– Я погибла, Мари, – воскликнула она отчаянным голосом. – Возьмите, читайте!

– О, роковая неосторожность! – воскликнула в свою очередь фаворитка, пробежав письмо: – как я была так не предусмотрительна, что допустила вас отдать эти наконечники в виду такой очевидной опасности!

– Кто же мог ожидать подобного удара?

– Я, ваше величество. Разве же я не испытала, что ничем не следует пренебрегать, когда ведешь борьбу с противником подобным кардиналу. Нет ни малейшего сомнения, что мы проданы вашей статс-дамой, этой гнусной Мегерой. Она узнала об отсутствии наконечников, и она же внушила Ришельё мысль об этом страшном убийстве.

– Мари, милая Мари, употребите все старания, чтоб рассеять обуявший меня страх. Пусть немедленно курьер скачет в Лондон; потребуйте у герцога назад роковую драгоценность, сообщив, ему о том, что с нами случилось. Через четыре дня мы можем иметь ответ и футляр. Однако я слягу в постель и буду больна очень больна до тех пор пока мы не получим добрых вестей из Англии… Бегите, спешите, герцогиня: дело идет о моем спокойствии, о моей свободе, и кто знает может быть о моей жизни.

– Увы, добрейшая, моя государыня, – сказала герцогиня со слезами: – я принуждена с величайшим прискорбием вонзить новый кинжал в ваше бедное сердце. Да будет вам известно, что уже четыре дня как заперты все порты Англии; ни один корабль, ни одна шлюпка не могут выйти из них; топор палача отрубит голову каждому, кто на каком бы то ни было пункте Англии спустит лодку в море. В минуту, когда, я говорю с вами, эта новость, которая у меня так легко вышла из памяти, наполняет город тревожными слухами. Полагают, что англичане внезапно приняли сторону ларошельцев, которые готовы поднять выше, чем прежде, знамя бунта, и я дрожу, чтобы мой муж, о котором, да простит мне Бог, я так поздно подумала, – не сделался уже арестантом Лондонской башни.

– Итак, – сказала королева с мрачным отчаянием: – мне предстоит умереть с горя.

– Берегитесь потерять бодрость, ваше величество; все это будет непродолжительно: я верю, что через несколько дней мы выйдем из затруднительного положения. Вас должно укрепить в этой надежде то, что я нахожусь при вас, и что судьбе нелегко утомить мою преданность. Я обо всем этом подумаю ночью. Во-первых, необходимо искусно притвориться больной… Ложитесь, добрейшая государыня в постель, и я постараюсь отвечать за вас королю по поводу вашей мнимой слабости.

– О, Жорж, Жорж! шептала королева вполголоса: – как я дорого заплачу, за быстрые…

Она не договорила и приготовилась лечь в постель, из боязни быть захваченной врасплох новым посланцем Людовика ХIII.

Госпожа Шеврёз написала:

«Государь!

«Королева, моя государыня при виде вашего собственноручного письма, которым ваше величество удостоили ее, пала на колени, чтобы возблагодарить Бога за то, что он открыл вам глаза. Заблуждение, в которое ваше величество впали в ущерб скорее вашей славе нежели доброму имени этой государыни, отличающейся беспримерными добродетелями и которая не, может упрекнуть себя, как она сказала мне рыдая, чтобы заслужила чем-нибудь ваше неудовольствие. Королева непременно явилась бы завтра по приказанию вашего величества, если бы дозволяло состояние ее здоровья; но горькая печаль быть в подозрении у вашего величества причинила