Читать книгу - "Годунов. Трагедии Смутного времени - Александр Николаевич Бубенников"

неожиданно поддержал Гермоген. Он не желал ссоры с Филаретом, стремился утвердить тишину и покой в церковном мире, понимал, что в государстве не может быть двух патриархов сразу.

Боярская дума, конечно же, не забывала о кандидатуре королевича Владислава, с опаской поглядывала на короля Сигизмунда и гетмана Станислава Гонсевского, подступившего к Москве с войском. В конце концов она додумалась до отмены выборов царя в данный момент. Разгар Смуты – не самое подходящее время для сбора в Москве представителей от всей земли, то есть созыва законного Земского собора. По старинной традиции в сложный переходный период развития страны Боярская дума создала высший коалиционный орган управления государством. В его состав вошли знатные и уважаемые люди, которые пользовались большой известностью и достаточной популярностью в народе: Федор Мстиславский, Иван Воротынский, Василий Голицын, Иван Романов, Федор Шереметев, Андрей Трубецкой и Борис Лыков.

Все эти персоны являлись вдохновителями и организаторами Смуты, питались ею. Они на своем веку уже успели предать нескольких царей, настоящих и самозваных. Многие из них даже гордились этим. Вельможи из нового правительства не видели ничего худого в принесения присяги самим себе, хотя и знали, что их в конечном веку тоже предадут. В народе такую вот власть тут же метко прозвали семибоярщиной.

В знаковой записи крестоцелования говорилось следующее:

«Все люди били челом князю Мстиславскому со товарищи, чтобы пожаловали, приняли Московское государство, пока нам Бог даст государя».

Русские люди клялись: «Слушать бояр и суд их любить, что они кому за службы и за вину приготовят; за Московское государство и за них, бояр, стоять и с изменниками биться до смерти; вора, кто называется царевичем Дмитрием, не хотеть; друг на друга зла не мыслить и не делать, а выбрать государя на Московское государство боярам и всяким людям всею землею».

Глава 16

Когда гетман Станислав Жолкевский узнал о падении «полуцаря» и создании высшего органа управления государством, он известил бояр из Можайска, что идет защищать их от тех бедствий, которые несет с собой самозванец.

Сначала бояре под влиянием народного мнения ответили ему:

«Не приближайся к Москве, или мы встретим тебя на подступах к ней».

Но войско поляков все же пошло на столицу. Жолкевский доподлинно узнал о намерениях самозванца взять Москву первым.

Жолкевский вел переговоры не только с московскими боярами, но и с Яном-Петром Сапегой. За отход от стен Москвы он с ведома Сигизмунда Третьего предложил ему на кормление Гродно или Самбор. Король в этих делах был не статистом, а главным действующим лицом. Он требовал от гетмана, чтобы Московское государство было подчинено именно ему лично, а не его сыну Владиславу, как желало большинство московских бояр.

Сапега медлил с решением, никак не мог определить, на кого ему опереться – на царя Дмитрия Ивановича или на короля Сигизмунда. Тогда гетман решил ускорить события и в конце августа окружил стан Сапеги, предварительно согласовав свои действия с московскими боярами. На помощь Жолкевскому пришел князь Мстиславский с пятнадцатитысячным войском.

Поляки, служившие Сапеге, были изрядно напуганы, когда увидели перед собой огромную силу полков, объединенных единой целью. Мстиславский требовал немедленного выступления против Лжедмитрия Второго и Сапеги, но гетман не желал пролития крови, прежде всего польской, конечно же, и вызвал к себе Яна-Петра, которого прекрасно знал раньше.

– Вы договоритесь? – спросил Станислава князь Мстиславский.

– Договоримся, – уверенно ответил Жолкевский.

– Только без ущерба для нас договаривайтесь, ясновельможный пан гетман, – предупредил Жолкевского князь Мстиславский, человек огромного роста и мощного телосложения, без тени улыбки на лице. – И за нашей спиной союзы не устраивайте.

– Не устроим, – пообещал гетман. – Я совершенно искренне желаю блага русской земле и ее народу.

Гетман Станислав постарался сдержать свое слово, данное князю Федору. Когда Сапега явился к нему, Жолкевский пылко просил его уговорить Лжедмитрия Второго подчиниться королю и самому отступиться от самозванца. Для мирного выхода их сложной ситуации, когда в узел завязались многие силы и амбиции, Лжедмитрию Второму именем короля Сигизмунда Третьего были обещаны огромные земельные владения с богатыми имениями в Польше и другие награды.

Но когда воевода Ян-Петр Сапега вернулся от гетмана, вконец распоясавшийся Тушинский вор, курчавый черноволосый иудей Богданко нагло заявил ему:

– Я предпочел бы рабство у крестьянина такому позору, ни за что не стал бы есть хлеб из рук короля Сигизмунда.

Эти слова Лжедмитрия Второго прозвучали в Николо-Угрешском монастыре, там, где Дмитрию Донскому, идущему с войском на Мамая, приснился образ святого Николая Мирликийского, находящийся на древе. Они были переданы гетману, а через него королю и, разумеется, Марине Мнишек, чтобы утвердить ее право на московский престол. Супруга самозванца не ударила в грязь лицом, вмешалась в переговоры Лжедмитрия Второго с гетманом Жолкевским и фактически с королем Сигизмундом Третьим.

Ее высокомерный пассаж был произнесен там же, в знаменитом Николо-Угрешском монастыре:

– Пусть король уступит царю Краков, тогда царь из милости уступит его величеству Варшаву. Более разговаривать не о чем.

В конечном итоге Сапега самоустранился, оставил тщеславного самозванца один на один с войсками Жолкевского и Мстиславского. Гетман Станислав хотел было напасть на самозванца врасплох. По воле князя Мстиславского и Семибоярщины его войску было дозволено ночью, быстро, не сходя с коней, пройти через Москву и утром оказаться у Николо-Угрешского монастыря. Только вот у царя Дмитрия Ивановича в столице было много приспешников. Они сумели предупредить его о скором нападении.

Лжедмитрий Второй вместе с женой Мариной, атаманом Заруцким и его казацким войском спешно бежали в свою временную столицу Калугу. Гетман Жолкевский понял, что не сможет догнать вора, и вернулся в свой лагерь. Князь Федор Мстиславский ушел в Москву.

После этого надо было говорить с боярами об отправке посольства к Сигизмунду Третьему для окончательного решения вопроса о воцарении в Москве королевича Владислава. При этом он ни на минуту не забывал о тайном желании короля самому возглавить русско-польское государство. К тому же у хитрого старого гетмана был и свой умысел. Он хотел включить в состав этого посольства и таким вот образом удалить из Москвы всех лиц, особенно опасных для его сюзерена. Он знал, что князь Голицын и стольник Миша Романов являются кандидатами на престол, соперниками Владислава и Сигизмунда. Жолкевский убедил князя Василия Голицына стать во главе посольства, отправляемого в Смоленск, к королю.

– Великие дела должны вершиться великими мужами, – сказал он как-то боярину Ивану Романову.

– Что ты имеешь в виду, гетман? – осведомился тот.

– А то, что хорошо бы включить в посольство владыку Филарета от русского духовенства.