Читать книгу - "Годунов. Трагедии Смутного времени - Александр Николаевич Бубенников"

дело Владислава совсем другими глазами, нежели Жолкевский, и с большим нетерпением ждали приезда гетмана в Смоленск.

Наконец-то он появился и привез с собой несчастного монаха, недавнего великого государя Василия Шуйского, и двух его братьев. Несмотря на все страшные несчастья, обрушившиеся на него в последние годы, этот человек не потерял твердости духа.

Когда паны стали принуждать его преклонить колени перед королем, он твердо, без дрожи в голосе произнес:

– Не будет этого. Не подобает московскому царю, как кабальному холопу, кланяться иноземному королю. Божьими судьбами так свершилось, что я взят в плен не на поле боя и не вашими руками, но подлой изменой моих подданных. Эти предатели отдали меня, своего царя, вам.

Василий Иванович Шуйский умер через два года в польском заточении. Но на Руси о нем не забыли. Потом, уже в царствование Михаила Федоровича Романова, Польша отдала России останки свергнутого государя и его братьев. 10 июня 1635 года этот бездарный венценосец был погребен в Москве, в Архангельском соборе.

Гетман Жолкевский был принят в королевском лагере под Смоленском с огромным почетом, но хмурый Сигизмунд Третий все-таки при первом же удобном случае сказал ему, что он вел дела в Москве совсем не так, как ему было предписано. Жолкевский убедительно доказывал своему сюзерену, что тому надо прямо сейчас, как можно быстрее посадить Владислава на московский престол. Но король стоял на своем. Мол, русским государем должен стать я, а не мой сын. Он очень молод и совсем неопытен. В этой варварской Москве одни предатели. Они быстро изведут его.

Судьба королевича решалась на сейме. Речей там было много. Суть подавляющего большинства из них сводилась к тому, что юному принцу никак нельзя отправляться к схизматикам. Московское царство переполнено ненавистью, изменой и предательством. Тамошние дикари убивают своих собственных царей одного за другим. Сперва они извели дьявольским зельем государя Ивана Грозного, потом отравили и его сына Федора. Та же участь, дескать, постигла и Бориса Годунова. Ну а его наследник Федор вскоре после восхождения на престол был разорван на части. Московиты клялись в верности Василию Шуйскому, пусть и не избирали его всей землей, а выкликнули их толпы, а потом тут же свергли, только как беды на их страну обрушились. Они самозванцев на престол пускали без зазрения совести, крест им целовали многажды, а потом свергали, убивали. Там, в этой Москве, одни клятвопреступники.

Паны на сейме долго перечисляли ужасы, творящиеся в соседнем государстве. Они пришли к выводу, что не могут отдать королевича Владислава такому опасному народу, который так часто предает все свои самые святые клятвы.

Ну а под Смоленском польские паны стали уговаривать думного дьяка Томилу Луговского, чтобы он как-то заставил защитников города сложить оружие и отдать Смоленск под руку короля.

Услышав такое, Луговской изрядно удивился и с неподдельным негодованием проговорил:

– Как же мне можно учинить такое святотатство навлечь на свой род вечное проклятие моего народа? Не только Господь Бог и русские люди мне этого не простят никогда, но и земля меня не понесет. Прислан я своего государства в челобитчиках вашему королю, а вы советуете мне первому такое вот лихое дело учинить? Нет уж, лучше по слову Христову поступить, навязать на себя камень и кинуться в синее море, чем предать смолян.

Новые попытки поляков уговорить русских послов, чтобы те приказали воеводе Шеину сдать Смоленск, были безрезультатны. В конце ноября 1610 года король устроил решающий, последний штурм неприступной крепости. После целодневного артобстрела поляки взорвали мощную мину под одной из башен. Она развалилась на части, вместе с ней рухнула стена на протяжении пятнадцати метров. В пролом трижды вламывались польские воины, но каждый раз были выбиты из непокорного города. Этот решающий штурм поляков тоже закончился крахом.

Королю ничего не оставалось делать, как давить на послов, добиваться от них, чтобы они помогли ему взять Смоленск. Однако Голицын и Филарет прекрасно видели, что и так уступили Сигизмунду Третьему слишком много. Откровенная капитуляция перед своим старинным знакомцем Сапегой, привлекшим его на литовско-польскую сторону, сделала бы из карманного патриарха, служившего самозванцу, мерзко пахнущий политический труп, наверняка обрекла бы на гибель всю партию Романовых. Не уцелел бы и юный стольник Михаил, оставшийся в Москве.

Так что посол Филарет не желал отдавать полякам Смоленск вовсе не из-за благородных патриотических побуждений. Через давление на воеводу Шеина он радел не за интересы государства, а за безопасность для самого себя, своего семейства, да и всей партии Романовых.

С конца декабря 1610 года посольство стало откровенно разваливаться. Многие люди, входящие в его состав, польстились на поместья и деньги, обещанные им поляками, и переметнулись на сторону короля. Всего посольство покинуло 43 человека.

Среди них был и дворянин Захарий Ляпунов, родной брат Прокопия, лидера рязанских вельмож. Он открыто переметнулся на сторону поляков.

По иной причине покинул посольство келарь Троице-Сергиевой лавры Авраамий Палицын, бывший при особе тушинского патриарха Филарета. Он бесповоротно решил для себя, что из посольского дела с призывом Владислава на престол и торгом за судьбу Смоленска не будет никакого проку. Этот достойный человек справедливо полагал, что принесет больше пользы Отечеству у себя в лавре, нежели в польском лагере или в плену у Сигизмунда Третьего.

Слухи о провале переговоров и отсрочке прихода на престол Владислава осложнили принятие присяги королевичу в Новгороде. Воеводе Ивану Салтыкову, посланному туда из Москвы, с большим трудом удалось уговорить новгородцев целовать крест Владиславу.

На востоке страны, в Казани, Перми, Вятке и других городах, дела с присягой Владиславу шли совсем худо. Не так уж и давно какие-то силы толкали их жителей к присяге Тушинскому вору. А вот теперь, 21 декабря 1610 года от Рождества Христова, этот самозванец вдруг был убит. Поистине мистически в одно и то же время произошли знаковые гибели отравителя Богдана Бельского, пытавшегося воспрепятствовать присяге вору в Казани, и самого Лжедмитрия Второго, совершившего все его мыслимые и немыслимые преступления.

Так уж вышло, что старый касимовский хан Ураз Махмет присоединился к Лжедмитрию Второму еще в Тушино. Однако после бегства вора в Калугу он подался на службу к гетману Жолкевскому, а его крещеный сын Петр (Арслан) Урусов остался служить у самозванца охранником. Как только хан ради свидания с сыном появился в Калуге, Лжедмитрий Второй велел утопить его за измену в Оке.

Вскоре фальшивый царь отправился охотиться на зайцев в сопровождении шута Кошелева и татарской стражи. Петр Урусов на коне подскочил к нему и отрубил