Читать книгу - "Дар рыбака - Джулия Р. Келли"

гордый вид, хотя он то и дело поглядывает на Дороти, ищет в ней поддержки, вот только, видит бог, она и сама мало что в таких вещах понимает.

Сельчане провожают их до дома и вручают подарки – чайный сервиз, пару стульев, постельное белье для молодых супругов. Дом их расположен на краю утеса с видом на Отмель, а перед самой калиткой петляет ведущая к ступенькам тропинка, которой Дороти впервые по приезде шла до каменной лестницы, к морю. Ко всеобщему веселью, под ожидаемо непристойные шутки, Уильям подхватывает Дороти и переносит ее через порог на руках, тем самым знаменуя переход в новую жизнь. Он кружит ее на руках, и лица сельчан сливаются воедино.

Но тут перед глазами у нее отчетливо встает одно лицо.

Лицо Джозефа.

Среди всех прочих, пьяных и трезвых, она видит лишь его. В отличие от остальных, Джозеф не улыбается, и, когда он перехватывает ее взгляд, они секунду смотрят друг на друга, но Джозеф тут же отворачивается и, протискиваясь сквозь толпу, уходит вниз по ступенькам. Но, кроме Дороти, никто как будто бы его не замечает. На мгновение она ощущает, словно между ними пролегла до боли натянувшаяся нить, но тут Уильям наконец-то закрывает дверь локтем, и гости исчезают из виду. Раскрасневшись, он со смехом опускает ее посреди кухни, и Дороти, запнувшись, хватается за первую попавшуюся под руку вещь. Сковородка отлетает в сторону и с грохотом падает на пол. Поначалу Дороти никак не может взять в толк, что же такое просыпалось, но потом склоняется и видит: это подаренная на удачу соль, благословляющая дом и семейный очаг, мужа с женой и будущего ребенка.

Джозеф

Джозеф уходит с торжества и спускается по лестнице на Отмель. Волны прилива шипят на берегу, и Джозеф спускает на воду лодку, запрыгивает и садится за весла. Назад, на домик на утесе, он нарочно не оборачивается, хотя от одной мысли об этом, о поселившейся там паре, затылок у него печет похлеще, чем на солнце. Он пытается найти утешение в отблесках солнца на водной глади, в неторопливом беге волн, вздымающих лодку, в мерных всплесках и взмахах весел, но, добравшись до Полярной звезды, чувствует себя ничуть не лучше, и ничто его не утешает.

Поднявшись на палубу, он упорно не оглядывается в сторону домика и пытается занять руки починкой канатов, сплетает их, заматывает стропы и пропитывает смолой, но даже на привычных задачах ему с трудом удается сосредоточиться. Он невольно отвлекается на стаю олуш, что всей гурьбой ныряют за скумбрией, и завидует такой бесхитростной жизни, подчиненной однозначной и неоспоримой цели. День сменяется ночью, но Джозеф остается на лодке, в своей родной стихии – под открытым небом, посреди морских просторов.

Вскоре сумеречно-синее весеннее небо усеивают звезды, и тело его еще сильней напружинивается. Вот и настал момент, которого он так страшился. Он воображает, хоть и против воли, как лампа внизу затухает, и окно на первом этаже тускнеет, а на втором свет, наоборот, разгорается, в их общей…

Руку его пронзает острая боль, и ошеломленно оглянув большой палец, он видит, что порезался своим же ножом. Лет двадцать кряду он не допускал таких оплошностей. Джозеф зажмуривается, проклиная захлестнувшую его жгучую ярость, а жаркая, багровая кровь все сочится из раны и стекает вниз по руке.

Дороти и Уильям

После свадебного торжества готовить (да и ужинать) без надобности, и на исходе дня все больше назревает безмолвный вопрос. Дороти предполагает, что теперь, вдали от радостной шумихи, за закрытыми дверьми, на смену восторгам придет стыдливость, но отчего-то Дороти не возражает и с готовностью протягивает руку – в ожидании ответной ласки, любви, приглашения.

– Уильям…

– Я поставлю чайник, – отзывается он, и Дороти кивает, тут же опуская руку.

«Ну разумеется», – досадует она и краснеет от собственной прямолинейности.

– Давай я сама.

И отчего-то им не по себе и даже более неловко, чем в самый первый день. Пока чайник кипит на приступке печи, Дороти выставляет чашки на стол и подносит одну из них к лампе.

– Настоятель явно не поскупился.

Но слова ее теряются в пролегшей между ними пропасти.

Уильям кивает, будто только рад переключить внимание.

– Да, да.

Но и его слова теряются там же.

Дороти разливает чай, открывает красивую коробочку печенья, но ничто не может сократить эту пропасть, и между ними повисает зловещее ожидание.

Под конец, когда уже все намыто и прибрано, постель заправлена и все расставлено по местам, а Дороти даже успевает полюбоваться из окна на предзакатную синеву и зыбкую серость моря, откладывать тягостный момент больше некуда.

Она первой поднимается наверх ополоснуться. Раздевается она, стараясь не смотреть на собственное тело, бледную, покрытую мурашками кожу, завиток рыжих волос между ног – а их не слишком много? Внезапно ей кажется, что волос слишком много, да и соски такие крупные – вдруг с ними что-то не так? Но откуда ей знать. Она торопливо надевает через голову ночную рубашку, зажмурившись, лишь бы не видеть своего отражения, затем ложится в постель и лежит, стиснув ноги, вытянув руки по швам, а взгляд устремив к небесам, холодная и недвижимая, будто надгробное изваяние, что она однажды видела в Эдинбургской церкви.

Она слышит, как в комнату входит Уильям, но глаз не открывает.

Как-то раз Дороти видела двух грызущихся кошек: они шипели и визжали, большая позади той, что поменьше, и обе скалили бритвы клыков и выпускали лезвия когтей. Сперва она подумала, что кошки дерутся, пока на улицу не вышла ее мать и не шикнула, обозвав их мерзкими тварями, и позже, лежа в постели, Дороти пыталась мысленно распутать пушистый клубок, заглянуть туда, куда не следует, понять.

В другой раз, по дороге из школы, она шла мимо проулка за мясной лавкой и, заметив какое-то движение, обернулась, а в полутьме возле ящиков с мясом стоял мужчина, сжимая что-то в руках. Дороти сначала приняла это за клубень. Мужчина же неотрывно смотрел на нее странным тяжелым взглядом. Клубень багровел и поблескивал, и Дороти кинулась наутек. Каким-то образом она осознает, что все это связано с брачной ночью, ухмылками и лукавыми взглядами, усмешками и скабрезными шутками, и Дороти охватывает ужас.

Но к страху все-таки примешивается любопытство. Восторг от прикосновения чужих губ, чужого тела.

Когда она открывает глаза, Уильям стоит у окна, и в руках он держит клубень.

Дороти цепенеет. Она понимает, что взгляд его прикован к ней. Внутри у нее все переворачивается, и она зажимает рот