Читать книгу - "Дар рыбака - Джулия Р. Келли"

Теперь

Дороти и кулик

Той ночью Дороти снится, как она мечется из комнаты в комнату и что-то ищет, роется в ящиках, заглядывает под кровати; она слышит зов, певучий и заунывный, но никак не может понять, откуда он доносится.

Проснувшись, она вспоминает, с каким увлеченным, озабоченным видом мальчик ухаживал за куликом, как тихонько плакал Моисей над погибшим ежонком. Почему она не приложила больше сил, чтобы ежонок выжил? Неужели и впрямь уподобилась собственной матери?

В одной ночной рубашке Дороти скорей спускается по лестнице проведать мальчика. Комнату окутывает предрассветная, холодная серость. Мальчик еще не проснулся, но на животе он бережно, обвив руками, держит корзинку. Дороти откидывает с корзины тряпицу. Но уже слишком поздно. Птица погибла, открыв один поблекший, невидящий глаз. У Дороти щиплет в глазах – несмотря на облегчение, что мальчик не увидел птицу первым, – но тут она замечает, как трепетно подрагивает ее грудка. Дороти легонько касается перышек, чтобы проверить наверняка, и точно – вот оно, биение крохотного сердечка.

Сбегав на второй этаж, она спускается, уже одетая, выметает в соседней комнате топку и растапливает печь, а затем, разбавив молоком, подогревает овсянку. Во вторую миску она крошит немного хлеба и разбавляет теплым молоком. На улице деревья на краю утеса, уже совсем облетевшие, поскрипывают на ветру, что заносит окна домика снегом. Дороти окликает мальчика, и он выходит на кухню с каменной грелкой в руках. Залив ее водой, она показывает жестом на миску с хлебом и молоком и чашечку воды.

– Для птички, – поясняет она. – Покормить.

И Дороти подносит руку ко рту, якобы ест.

– Хлеб с теплым молоком, авось поможет. Раз уж пташка пережила эту ночь, может, еще не все потеряно.

Дороти ставит миску на стол и начинает растирать хлеб в кашицу. Затем передает ложку мальчику, и он, закончив начатое, кивает с таким важным видом, будто они отлично поработали над домашним заданием. И они относят кашицу с чашкой воды в соседнюю комнату. Мальчик кормит птицу невероятно бережно и осторожно. Выказывая нежность к животным и птицам, присущую детям, что распознают их беззащитность и бесстрашно к ним подступаются. Чуть позже Дороти замечает, как он макает уголок тряпицы в воду и скручивает его в узелок. Он выжимает капельку воды в разинутый клювик, и Дороти видит, как он сосредоточен, убежден, что между ними установилось доверие, но тут же отворачивается и берется разводить огонь. Потом он снова накрывает корзинку тряпицей и приходит на кухню за порцией овсянки. Пока он завтракает, Дороти замечает, как раскраснелись его щеки и заблестели глаза. Приглядывать за птицей, выхаживать, пока она не поправится, – видимо, ему это в радость.

Кулик успешно доживает до вечера, хотя по временам они заглядывают в корзину, а он все лежит, распушив перья и разинув клюв, и прерывисто, перепугано дышит. Дороти показывает мальчику, как поменять запачканную подстилку, не вынимая птицу из корзинки. Она прекрасно видит, как он переживает за пташку, как упорствует в желании вернуть ее к жизни.

За ужином Дороти говорит:

– Ты большой молодец и хорошо о ней позаботился. Думаю, у нас получится ее выходить. Правда.

И мальчик поднимает на нее глаза и улыбается своей тихой, робкой улыбкой.

Тогда

Дороти

Схватки приходят зимним утром, когда за окном белым-бело. Застигнутая врасплох, Дороти сползает на пол возле очага, едва удержав равновесие. Уильям едва успевает помочь ей подняться по лестнице, как у Дороти отходят воды, и, промочив ее до нитки, разливаются по полу. Уложив ее в постель, он мигом убегает за повитухой. Они приходят вдвоем – старуха с молоденькой девушкой. Ее мучения и страх их ничуть не смущают, и они вовсю болтают то с ней, то между собой. А сами кипятят воду, меняют полотенца, прикладывают ей на лоб холодные примочки, заваривают чай, Уильям же пережидает внизу. Дороти ума не может приложить, как женщины с этим справляются, такой-то боли уж наверняка никто не испытывал – она переполняет ее изнутри; Дороти пытается пройтись по комнате, но сгибается от боли пополам, вцепившись в подоконник, а следом уже ползет на четвереньках, в то время как повитухи пытаются вернуть ее в постель, но она, как дикий зверь, не в силах усидеть на месте.

Она понятия не имеет, сколько проходит времени, сколько часов или минут, но наконец им удается затащить ее в постель, и между схватками и волнами мучительной раздирающей боли Дороти погружается в ошеломленное молчание, а тело ее тем временем безустанно трудится.

Кто-то трясет ее за плечи.

– Дороти, тужьтесь! Тужьтесь!

И она тужится, даже когда уже нет мочи тужиться, когда это мучение и вместе с тем насущная потребность; она тужится, и наконец из рассеченной, разорванной плоти вместе с брызнувшей кровью и нахлынувшей волной облегчения появляется дитя. Она откидывается без сил на постель.

За окном на фоне сумеречного неба падают пушистые снежинки.

Повитухи принимаются за малыша.

– Это мальчик, Дороти. Здоровый мальчуган, – говорит старшая. – У него… – и вдруг она затихает.

– Скорее, надо снять, – отзывается вторая. – Иначе он не сможет дышать.

Дороти, едва дыша, вся в поту, пытается приподняться на локтях.

– В чем дело?

– Ничего страшного, милая.

Но повитухи возятся, склонившись над ребенком, трогают его, взволнованно перешептываются.

– Что вы такое говорите? Что с ним?

– Вот и все, – отвечает ей младшая. – Все с ним хорошо.

И она похлопывает малыша по спинке, пока он наконец не издает хрипящий, булькающий крик, переходящий в плач.

– Слышите? Нам только этого и надо. Я сама такого никогда не видела, но волноваться тут нечего. Говорят, что это даже к счастью.

Но чем больше она тараторит, тем страшнее становится Дороти.

– Дайте мне ребенка, я хочу его увидеть.

Повитухи переглядываются и неохотно передают малыша в руки Дороти. Она сжимает крохотное запеленатое тельце и вскрикивает. Голову и щечки у ребенка закрывает «капюшончик» из кожистой пленки. Женщины пытались снять ее со рта и носа, но она прилипла к скальпу, зацепилась за ушки и перекрыла малышу глаза, которые теперь лишь смутно проступают сквозь плеву.

Сердце у Дороти колотится, а из груди вырывается хриплый всхлип.

– Что это? Что это такое?

– Это просто «рубашка», – отвечает молодая повитуха и несмело улыбается. – Всего лишь кусочек того, в чем он вырос. Надо осторожно оттереть ее бумажкой. Есть у вас бумага?

Повитуха постарше наклоняется к Дороти.

– А пленку лучше приберечь. И тогда ребенок не утопнет.