Читать книгу - "Елена Глинская. Власть и любовь. Книга 1 - Александр Михайлович Козлов"

передать, что прощения просит, но прийти сил нет. Сказал еще, — добавила она, слегка понизив голос, чтобы дети не слышали, — что люто страдает — и телом, и сердцем.

Елена Глинская довольно щелкнула пальцами и зашагала в сторону опочивальни.

Вдруг остановилась и снова взглянула на Агриппину.

— Распорядись, дабы князю Ивану Федоровичу гостинцев на выздоровление собрали, а когда тело его исцелится, — улыбнулась она хитро, — сердце врачевать пускай ко мне приходит…

Глава 12

Елена голову склонила,

С Глинским сделку заключила.

Она за сына жизнь отдаст,

Хоть Глинский — лютый страсть!

Свеча трещит в палате,

Судьба Руси в захвате.

В полумраке личных покоев трепетал язычок свечи, отбрасывая причудливые тени на стены, украшенные фресками. Великая княгиня Елена, словно загнанная лань, металась по комнате, не находя себе покоя. Ее тонкие пальцы судорожно сжимали тяжелую золотую цепь. Холодный металл не приносил утешения, а только усиливал леденящий ужас, сковавший ее сердце.

Она остановилась у окна, за которым простиралась темная, молчаливая Москва. Город, казавшийся таким величественным и незыблемым, сейчас представлялся ей бездонной пропастью, готовой поглотить ее вместе с сыном.

После смерти Василия III Московское великокняжество погрузилось в зыбкое состояние междувластия. По завещанию покойного государя управление страной возлагалось на опекунский совет — комиссию из семи самых влиятельных бояр. Все члены Семибоярщины наделялись полномочиями опекунов трехлетнего Иоанна до его совершеннолетия. Но бояре, словно хищные птицы, уже начали кружить над добычей, каждый мечтая ухватить бразды правления.

Дверь скрипнула, и в комнату осторожно вошел дежурный дворовый Аким, статный молодой мужчина. Суровое лицо и сверлящие ястребиные глаза верного слуги импонировали Елене, и она втайне выделяла его среди других телохранителей.

— Пожаловал Михаил Львович Глинский, — сказал он негромко, но достаточно громко, чтобы правительница могла его услышать.

— Хорошо, — ответила великая княгиня, не оборачиваясь от окна. — Веди его в трапезную на вечерю. Да присмотри, чтобы никого боле там не обреталось. Сам все время оставайся близ двери, пока не отпущу, и никому не дозволяй войти без моего ведома. Я скоро буду.

Дворовый откланялся и направился к выходу.

Когда он выходил, Елена обернулась и окинула его фигуру оценивающим взглядом.

На столе в свете свечей сверкали блюда с жареной уткой и запеченным поросенком, покрытым золотистой корочкой, и пирогами с душистыми ягодами. Мягкий хлеб, только что вынутый из печи, источал теплый аромат. Рядом стоял кувшин с медом и наливками, которые переливались на свету, словно солнечные лучи. В воздухе витал аромат пряностей и свежей зелени, создавая атмосферу уюта и богатства, казавшуюся насмешкой над бушующей вокруг политической бурей.

Михаил Львович ел без особой охоты, а Елена и вовсе не притронулась к еде.

— Не изводи себя раньше времени, — его голос, низкий и бархатистый, прозвучал в тишине, словно раскат грома вдалеке. — Вижу, что мысли твои тревожат неимоверно: бояре, аки стая голодных волков, рвут на части наследие мужа твоего. Каждый из них мечтает ухватить кусок побольше, алчность свою ненасытную утолить.

Елена подняла голову, и в ее глазах мелькнула искра усталости.

— То, что ты предлагаешь, — путь шипами усеянный. Захват власти — не только политическое действо, но и грех, тяжкое бремя на душу, — сказала она, но в глубине души понимала: чтобы защитить сына и сохранить державу от хаоса, ей придется вступить в эту игру.

В ответ думный боярин лишь презрительно усмехнулся, проведя рукой по своей окладистой серебряной бороде. Елена знала, что этот жест выдавал его нетерпение и пренебрежение к моральным дилеммам.

— Грех, говоришь? Или, быть может, необходимость? Оглянись вокруг, Елена! Юрий Дмитровский подкупает твоих государственных мужей, а Андрей Старицкий сети свои лукавые плетет, смутьянов подстрекает. Шуйские же, как пиявки ненасытные, на себя одеяло тянут, все не уймутся — власти им мало. А Бельские чего удумали: Семен их с Сигизмундом якшается, как дружки давние, винят тебя в слабости, подмогу обещает, ежели войной на Русь пойти надумает. Даже митрополит Даниил, лицемер рясофорный, предаст тебя при первой же возможности, лишь бы угодить своим благодетелям! Сию ли шайку грешно устранить, али я ослышался, не разумею чего?

— Снова ехидничаешь, Михаил Львович! А ведь, поди, нешуточные вопросы обсуждаем! — Великая княгиня незлобно стукнула ладошкой по столу. — Налей-ка мне лучше меду, и поговорим по делу, ибо некогда попусту лясы точить.

Старый боярин улыбнулся, наполнил кубок правительницы до краев, подчеркнув тем самым, каким безгранично щедрым он бывает. Иногда.

Елена Глинская горько усмехнулась:

— Измываешься, да? Сам отхлебывать будешь, дабы на скатерть не пролилось!

Михаил Львович рассмеялся, взял кубок, сплеснул верхушку содержимого прямо на пол трапезной и снова протянул его великой княгине:

— Не переживай, племянница, скатерть твою не попорчу почем зря.

— Ну, неугомонный же! — она взяла кубок, пригубила; потом тяжелым взглядом посмотрела на дядю:

— Бабу зрят во мне бояре и народ, посему и не хотят принять на правление. Привыкли они видеть во главе державы мужа, сильного и решительного.

Михаил Глинский резко придвинулся к ней, и его глаза засверкали стальным блеском:

— Люди приимут того, кто силу и мудрость явит, кто сможет защитить их от супостатов и обеспечить благоденствие. А разве не обладаешь ты сими качествами, Елена? Ты — законная супруга почившего великого князя, мать наследника престола великокняжеского. Твой сан дает тебе неоспоримое право править державой, доколе чадо твое не достигнет совершеннолетия.

Елена вздрогнула, словно от пощечины. Слова дядьки звучали убедительно, но в то же время пугающе. Она понимала, что речь идет не просто об узурпации власти, а о ее собственном выживании.

— А бояре? — прошептала она, ощущая, как страх сковывает ее сердце. — Что скажут бояре, коих мне должно будет насильственно устранить от правления?

Михаил Львович презрительно фыркнул:

— А что они могут сказать! Ты, как законная регентша, имеешь право созывать Боярскую думу, лично пребывать на советах, даже участвовать в обсуждении важных государственных дел. Все, что тебе потребно, — яви решительность, укажи им, кто здесь хозяин. Покажи им, что ты не слабая жена, а достойная правительница, способная защитить интересы чада своего и люда своего!

Он встал из-за стола, шагнул в сторону, и его фигура затмила свет от свечей, словно предвещая приближение грозы.

— Ты должна взять судьбу в свои длани, ничего не страшась. Ибо время не ждет, и, ежели не сотворишь сего ныне, то вскоре в тени окажешься, а чадо твое станет куклой безвольной в руках тех, кто власти вожделеет! Всех их лишения опекунства потребно, метлой поганой