Читать книгу - "Дар рыбака - Джулия Р. Келли"

на доске, а материал Дороти знает как свои пять пальцев. В остальные же дни она ходит на Отмель. Сегодня, когда она спускается по лестнице, скрутившись набок и придерживаясь голыми руками, без перчаток, за выступы в скалах, чтобы не оступиться, ей кажется, будто сама земля тает, начиная с плотной снежной шапки на вершине утеса и заканчивая снежными лоскутьями на песке, истончающимися у самой воды, где берег омывают волны. На Валуны в полете опускается баклан и усаживается, расправив крылья и скосив глаз на Дороти.

Дороти тотчас отворачивается, но перед глазами встает непрошеное воспоминание – кудряшки Моисея разлетаются на ветру, и Дороти крепко держит его за руку, а он, словно щенок на поводке, тянет ее за собой, но море в этом месте особо коварно и уж точно не годится для плавания, с неожиданным набором глубины и опасным течением, и все же он тянул ее вперед, на пенистые буруны, пока волны не отступали обратно. Они занимались тем, чем занимаются родители и дети: ползали на корточках и собирали мелких крабов, – осторожней, осторожней, берегись клешней! – и крабы беспомощно махали клешнями, шлепаясь в ведро к остальным, а следом отправлялись и ракушки, и морские черенки – осторожней с панцирем, нет, а вот эту брось, там что-то есть и, кажется, мертвое. Они петляли между грузными остовами лодок, кивали рыбакам, сидевшим за работой, и мальчику всегда хотелось подойти поближе, посмотреть, но лучше никого не беспокоить. Позже они выплескивали сокровища Моисея среди прибрежных скал, обнаженных на время отлива, либо возле бившего из утеса ключа, а потом взбирались вверх по лестнице, и Дороти командовала Моисею снять ботинки, убрать с дороги пустое ведерко и переодеться в другие штаны, невзирая на все его жалобы, ведь в этом возрасте настаивать на своем не положено, да и в любом другом возрасте.

Дороти пытается оживить в памяти его улыбку.

Она не слышит, как настоятель карабкается вниз по каменным ступенькам и шагает к ней по пляжу; Дороти стоит на самом краю между сушей и морем, и пенная межа истончается до мрачной тени на песке у самых мысков ее ботинок.

– Дороти?

Дороти вздрагивает от неожиданности и оборачивается. Для сельчан она так и осталась мисс Эйткен либо же миссис Грей – в память о том, что изначально она приехала в роли учительницы, и все родители зовут ее именно так, а следом за ними и дети, даже те, что давно подросли. Ей нравится, что это создало между ними дистанцию, и держится она со всеми на почтительном расстоянии. А еще она знает, что женщины ее недолюбливают: такую зажатую, что даже пообвыкшись, она не понимает, как поддержать женскую болтовню, скабрезные шуточки про интимную жизнь, пересуды о мужьях.

Дороти со всей силы стискивает в кулаке свитер – между грудей, там, где нет ни мышц, ни костей. Что вдруг понадобилось от нее настоятелю, причем так срочно, что он сам спустился следом за ней на Отмель? Дороти перебирает в уме варианты. Только бы не мальчик, только не мальчик. Может, церковь? Или вязание. Последнее время она совсем забросила вязание.

– Вы о вязании?

– О… чем?

Настоятель окидывает Дороти взглядом, и только тут она понимает, что забыла пальто и перчатки, замечает, как сжимает на груди кулак, а волосы разлетаются в разные стороны под леденящими порывами ветра. Дороти на секунду оборачивается. Баклана уже след простыл.

– Дороти… вы?.. – Настоятель осекается. И голос у него смягчается. – Я надеялся кое-что с вами обсудить. Церкви – вернее, мне – нужна ваша помощь. Дело в том, что Дженни… Ребенок родился раньше срока. Может, лучше?..

Настоятель нерешительно протягивает руку, будто тянется к дикому зверю, пытаясь его не спугнуть, раздумывает, как поступить, и осторожно трогает Дороти за плечо.

– Может, лучше обсудим это у вас?

Дороти следует за ним. Руки у нее занемели, и она понять не может, как могла настолько забыться вопреки своей всегдашней дотошности. Когда они заходят в дом, именно настоятель разводит огонь и ставит кипятиться чайник. Затем приносит одеяло и накидывает его на плечи дрожащей от холода Дороти.

Он передает ей в руки чашку чая и поясняет:

– Схватки начались нежданно-негаданно. Мы думали, в запасе еще несколько недель. Я думал попросить вас раньше, но, к несчастью, слишком долго откладывал этот вопрос. Мне казалось, может, Дженни справится… и все-таки мальчику нужно тихое, безопасное место. В школе мы до поры до времени управимся сами. Маргарет охотно возьмет на себя пару лишних дней в неделю до рождественских праздников. Да и впоследствии, если потребуется. Всего лишь надо подождать до оттепели, пока не выяснится, откуда он тут появился.

Поначалу Дороти не совсем понимает, что он пытается сказать. Он же не просит ее взять ребенка к себе? И тут ей в голову приходит мысль. Не думает же он, что туда, где не стало ребенка, можно просто привести другого? Нахмурившись, Дороти пытается это осмыслить, а сама натягивает одеяло на плечи. Ее семейный настоятель из родного города всегда говорил, что перед лицом непростого служения нужно сохранять решимость и присутствие духа, и вот ее нынешний настоятель просит Дороти исполнить христианский долг и позаботиться о ближнем, заблудшей овечке. Меньшего бы ее мать не потерпела. Дороти закрывает глаза, и на мгновение мать будто возникает с ней рядом. «Все мы смиренные рабы Господни и всего лишь делаем, что должно», – говорила она, стоило настоятелю за что-нибудь ее похвалить, будь то за чтение псалмов, успехи в школе или хлопоты в церкви.

Но такое? Это выходит за рамки всякого чувства долга. Она понимает, что мальчик не имеет никакого отношения ко всему случившемуся, но чтобы это каждый день служило напоминанием… и, вопреки обыкновению, она отвечает отказом.

– Прошу меня простить, настоятель, я бы и хотела помочь в трудный час, но мне кажется, что это лучше поручить кому-то другому.

И когда он уходит, Дороти оседает на стуле, стискивая чашку в руках в попытке унять дрожь в пальцах, ведь прошлое уже стоит на пороге и колотит по стенам, все громче и настойчивей, силясь прорваться.

Она засыпает прямо среди бела дня, что не свойственно Дороти, которая в свободное от уроков время вечно хлопочет в церкви либо собирает подаяние для неимущих. Когда она просыпается, в доме царит тишина и безмолвие, и все тревоги последних недель как рукой снимает.

В конце концов, сколько воды с тех пор утекло? Она и сама уже мало что помнит, да и,