Читать книгу - "Призрачные воины - Лючия Сен-Клер Робсон"

колен, закрывая верхнюю часть парусиновых штанов грязно-желтого цвета. Если бы Сэм появился на свет до изобретения фотографии, он стал бы странствующим продавцом шарлатанских средств от всех болезней и тоже преуспел бы в этом.

В помощниках у него ходил Карлос — мальчик-апач лет четырнадцати. Когда фотограф познакомился с ним, юноша был рабом у пима. Сьерра выкупил Карлоса, став его ангелом-хранителем. Паренек был аккуратно подстрижен и одет в брюки, рубаху, куртку и ботинки со шнурками, а на голове у него чернела шерстяная шляпа. Индейцы завороженно следили, как Карлос устанавливает здоровенный проектор на треноге, — они словно ждали, что из загадочной коробки в любой момент полезет толпа крошечных человечков.

Пока все ждали начала представления, Вызывающий Смех, как обычно, принялся вгонять Рафи в краску своими расспросами. Сколько жен у Коллинза? Какого цвета у него дерьмо? А то вот он, Вызывающий Смех, слышал, будто у бледнолицых дерьмо красное в белую полоску. Напустив на себя важный, как у филина, вид, он сообщил, что женщины желают знать, какого размера у Рафи член.

Мэтти стояла с женщинами, при этом то и дело беспокойно поглядывая на своего сына, Авраама Линкольна Рафаэля Джонса. Весь день двухлетний бутуз бегал, хохоча, от одной женщины к другой, причем каждая из них спешила заверить Мэтти, что такого красивого и крепкого мальчугана отродясь не видывала. Народ осыпал малыша подарками и угощал сладким пюре из сушеных можжевеловых ягод, растертых с жиром.

В итоге, когда начали сгущаться сумерки, мальчик оказался на руках у Лозен. Женщина принялась его укачивать, продолжая при этом болтать с Одинокой. Рафи то и дело поглядывал на шаманку. Какой же беззаботной она показалась ему сегодня днем, когда стояла, раскинув руки, на краю кукурузного поля! Складывалось впечатление, что Лозен была готова обнять весь мир. Рафи всегда равнодушно относился к фотосъемке, но сейчас вдруг ему захотелось заполучить карточку с изображением улыбающейся Лозен.

Ее наряд ничем не отличался от одежды других женщин, а ребенка она держала умело, словно за свою жизнь ей пришлось убаюкать бесчисленное множество детей. При этом она не выглядела могущественной знахаркой. Также по ее виду никак нельзя было сказать, что эта женщина — сорвиголова, которая наравне с мужчинами крадет лошадей и подзорные трубы, не желая при этом выходить замуж и заводить дежей.

Тут шаманка совершила поступок, на который никогда бы не осмелилась обьгчная женщина-апач. Лозен встала и подошла к Рафи так близко, что он ощутил аромат свежескошенной травы, исходящий от ее волос. Продолжая покачивать на руках ребенка, она улыбнулась Рафи, как старому другу, которым он в каком-то смысле действительно ей приходился.

— Завтра я дам сыну Дяди имя, и мы проведем ему обряд пострижения волос, — произнесла Лозен на испанском.

— Дядя будет рад.

Вызывающий Смех наклонился к Аврааму, чтобы заглянуть ребенку прямо в глаза.

— Бабушка подстрижет тебя коротко-коротко, малыш. — Апач приставил запястье себе ко лбу и растопырил пальцы, изображая гребешок. — Только оставит тебе волосики посередке, чтоб ты стал похож на куропатку. — Он изобразил зов куропатки, начав с низкого, стонущего, протяжного «уи-и-и-и» и закончив пронзительными короткими вскриками «спик-спик-спик», чем совершенно заворожил Авраама.

Все это, конечно, очень мило и трогательно, думал Рафи, но его тревожил Джеронимо, которого он мельком увидел в толпе. Благодаря постоянным налетам Джеронимо успел прославиться и в Мексике, и в США. Кроме того, от внимания Рафи не ускользнули сотни мулов и лошадей, пасшихся на лугу. Судя по внешнему виду, многие из них некогда принадлежали армии. Рафи почти поверил Викторио, когда вождь сказал, что они больше не крадут лошадей у военных. Может, оно и так, но Джеронимо — дело иное.

* * *

Рафи и прежде случалось водить знакомство с людьми, которые не ведали страха, но бесстрашие Тома Джеффордса[106] было особого рода. Том пребывал в спокойной и непоколебимой уверенности в том, что, если правда на его стороне, ничего дурного с ним просто не может случиться. По вполне очевидным причинам апачи дали ему кличку Рыжебородый. Том уступал Рафи в росте пару сантиметров, но был крепче сбит, хотя были они примерно ровесниками: обоим давно перевалило за сорок. Том отличался крепкими руками и прищуром, выдававшим в нем ветерана многих войн.

Рафи познакомился с Томасом давно, когда оба занимались извозом. Теперь Джеффордса назначили инспектором почтового управления — он отвечал за всю корреспонденцию и грузы, курсировавшие между Тусоном и фортом Боуи, в том числе и через перевал Апачей. Несмотря на важную должность, Джеффордс нередко, как и прежде, возил грузы: по его словам, ему хотелось быть поближе к подчиненным.

Сейчас Джеффордс взял с собой в поездку переводчика — худощавого бледного апача с севера, из Сибекью-Крик. Апач время от времени замирал, уставясь в одну точку. Рафи до смерти хотелось узнать, о чем он думает. Переводчик называл себя Ноч-ай-дель-клиннэ — Грезящий.

Когда троица приблизилась к мешанине валунов, благодаря которым владения Кочиса были для чужаков недоступнее Луны, Рафи спросил у Джеффордса, как тому удалось завоевать расположение старого вождя и добиться его дружбы. Слухи об этом до Рафи доходили самые разные, но ни один из них не казался Коллинзу достаточно правдоподобным.

— Бойцы Кочиса отправляли на тот свет слишком много моих ребят, которые возили почту, — ответил Джеффордс. — Очень много. Я знал, мне ни за что не сыскать вождя в этих дебрях, но все равно пошел. Ну, ходил я здесь, бродил, пока меня его дозорные не заметили. Они меня и отвели к нему.

Это была самая краткая и сжатая версия случившегося из всех, что доводилось слышать Рафи. После того, как лейтенант Бэском казнил родню Кочиса, на протяжении пятнадцати лет ни один белый не мог близко подобраться к Ко-чису и потом уйти от него живым. Насколько Рафи слышал, дозорные Кочиса начали обсуждать, какой именно из лютых смертей предать Джеффордса, но Том хранил такую невозмутимость и спокойствие, что воины, вместо того чтобы убивать незваного гостя, отвели его к вождю. Том и Кочис быстро сдружились.

— Я тебе так скажу, Рафи: за всю свою жизнь я не встречал такого человека, как Кочис. Удивительная особа. Ну, разве что только генерал Крук на меня произвел большее впечатление, чем он.

— Да, жалко, что Крука перевели, — вздохнул Коллинз.

— Грант хотел, чтобы у комиссии по заключению мира появился хотя бы маленький шанс, — усмехнулся Том. — Глава комиссии попытался уговорить Кочиса поехать в Вашингтон повидаться с президентом Грантом. Старый вождь поблагодарил, но отказался. Сказал, что некоторые офицеры и