Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

Вовсю светило щедрое июньское солнце, дробясь на золотых куполах соборов, выбеливая и без того белоснежные зубчатые стены местного кремля, расстилая искрящуюся серебряную дорожку в плавно текущей внизу, за городским валом, реке, превращая в зеркала огромные (недавно прорубленные в толще кирпича) окна старых купеческих лабазов, отданных городскими властями под картинную галерею. В этой галерее, торжественное открытие которой было специально приурочено ко дню рождения Александровского, уже обрели свое новое и постоянное пристанище собранные им сокровища — более сотни полотен мастеров русской живописи: Кипренского и Брюллова, Тропинина и Венецианова, Сурикова и Репина, Нестерова и Коровина.

Даритель и юбиляр изо всех сил старался сохранить присущее ему спокойствие, но это плохо удавалось. Владевшее им волнение прорывалось во всем: в стремительном движении его худощавой, облаченной в слишком просторный белый полотняный костюм фигуры, в дрожании голоса, то и дело сбивавшегося на фальцет, в обильной россыпи капель пота, который он ежеминутно стирал темно-бордовым клетчатым платком с широкого лба, обрамленного венцом седых растрепанных волос.

До этого дня никакой художественной галереи в городе не было. Имелся только малюсенький краеведческий музей, где стайки школьников — поколение за поколением — с интересом рассматривали позеленевшие от времени шлемы русских и иноземных воинов, найденные археологами под городской стеной; глиняные черепки, оказавшиеся не менее долговечными, чем железо, а также искусно выполненный макет древнего городища, обнесенного плотно пригнанными друг к другу заостренными кольями.

Но этого музея городку по нынешним временам было уже недостаточно. По воле обстоятельств и Госплана маленький этот городок, раскинувший луковки своих пестро раскрашенных церквушек по высокому зеленому берегу тихой реки, был избран местом строительства крупного промышленного комплекса. И тотчас же древнего Святогорска стало не узнать. Во все стороны от раскинувшегося на холме кремля лучами разошлись проспекты с белоснежными многоэтажными домами, возник кинотеатр на две тысячи мест, своими размерами и плавно закругленными линиями напоминавший самолетный ангар, как грибы после дождя, высыпали «стекляшки», где разместились магазины, парикмахерские, ателье бытового обслуживания…

Стоило городку услышать о желании чудака коллекционера подарить ему свое уникальное собрание, как началось нечто невообразимое. Волнение охватило всех — от начальства до рядовых граждан. Сообщения сыпались как из рога изобилия: нашли двести сорок квадратных метров… Решили, что мало… Нашли девятьсот квадратных метров… Комбинат выделил строителей… Ткацкая фабрика готовит специально для галереи портьеры. На субботники, посвященные строительству галереи, вышел весь город…

Александровский прибыл в Святогорск на специально присланной за ним в Москву черной горкомовской «Волге». Он прихватил с собой Коноплева и Тихонова.

— И все-таки я не думал, что вы решитесь на этот шаг, — сказал Николай Иванович Александровскому.

Тот обернул к нему взволнованное, покрытое капельками пота лицо, промокнул лоб клетчатым платком и ответил:

— Я и сам не думал… Но это оказалось сильнее меня. Я понял, что шел к этому дню всю мою жизнь. С того самого далекого утра, когда купил на дешевой распродаже на Кузнецком мосту первый эскиз… Понимаете, на излете своей жизни я произвел ту великую переоценку ценностей, которая сообщила моему бытию высший смысл!

Александровский поднял кверху указательный палец и помолчал, углубленный в себя и торжественный.

— Думаете, это было легко — отдать? — продолжил он, будто очнувшись.

— Конечно, я понимаю, — склонил голову Коноплев. — Вы столько посвятили этому делу сил, энергии, наконец, средств! И вдруг все отдать!

— Да вы меня не поняли! — Александровский даже рассердился. Он махнул рукой, широкий рукав толстовки надулся, точно парус — Разве в этом дело? Я хотел отдать, но никто не хотел брать. Вы не верите? Однако это так. Постоянно действующая картинная галерея — это обуза. И еще какая. Ее надо построить, содержать, о ней надо заботиться, пополнять ее. Кто захочет взвалить ее на свои плечи? А они захотели! — он ткнул своей палкой вперед, в направлении свежеокрашенного в красивый кремовый цвет здания галереи. — Им это надо!

— Кому — им?

— Им всем! Всему городу! Разве это не чудо? Они хотят, чтобы я разрезал ленточку. Как вы думаете, это будет не слишком нескромно с моей стороны?

— Что вы! Что вы! Отдали городу коллекцию, которая стоит больше миллиона. И еще испытываете сомнения, не будет ли нескромностью разрезать ленточку…

Коноплев оглянулся, отыскал взглядом в толпе знакомую округлую фигуру с покатыми плечами и сказал:

— Я вижу здесь Дмитрия Лукошко. Вы послали ему приглашение прибыть на открытие музея?

Александровский удивился:

— Но ведь вы сами меня об этом просили!

— Просил. Не отпираюсь. Более того, у меня к вам еще одна просьба. Не могли бы вы задать Лукошко-младшему вопрос: не собирается ли и он подарить отцовскую коллекцию государству?

— Почему бы и нет? — тотчас же согласился Александровский. — Кстати, меня это тоже интересует.

Алая лента уже была натянута, преграждая вход в новое здание картинной галереи. Здесь же с ножницами в руках стоял пионер. Но из-за опоздания какого-то важного лица возникла пауза. Александровский воспользовался ею, чтобы выполнить просьбу Коноплева. Он шагнул к Мите, который стоял поодаль:

— Скажите, Дмитрий Семенович… А вы не собираетесь последовать моему примеру — подарить коллекцию государству?..

Круглое лицо Мити исказилось. Он обвел взглядом толпу и, брезгливо скривив губы, проговорил:

— За здорово живешь отдать все свое добро им?.. Нет уж, увольте! Дураков нет.

— То есть как? — опешил Александровский. — Вы не хотите выполнить последнюю волю вашего отца?..

— А вы откуда знаете о его воле? Вы кто — его душеприказчик? — грубо оборвал старика Митя. И, круто повернувшись, зашагал прочь.

Александровский завертел головой, отыскивая Коноплева. Тот оказался рядом. Кивнул: мол, я все слышал.

— Георгий Дмитриевич! Сюда! Пора начинать! Просим! — раздались голоса. Навстречу Александровскому бросился пионер и протянул ему сверкнувшие на солнце никелированные ножницы.

— Можно возвращаться в Москву, лейтенант. — В голосе Коноплева звучало удовлетворение.

Тихонов с удивлением посмотрел на подполковника. Честно говоря, он так и не понял, зачем они совершили путешествие в этот старый русский городок.

На другой день Коноплев отправился еще в одно путешествие, на этот раз более дальнее. Он вылетел самолетом в Сибирск. Прямо с аэродрома направился в городское отделение связи.

Николай Иванович облокотился на высокий деревянный барьер, за которым сидела девушка с красивой голубой заколкой в темных волосах. Она доставала из ящика стола и раскладывала перед собой «Книгу для записи выдаваемых отправлений», наполовину использованную книжицу квитанций, копирку, карандаши, печать и чернильную подушечку…

Часы на степе показывали ровно восемь. Почтовое отделение Сибирска только что открылось.

Коноплев специально пришел пораньше: он хотел поговорить с приемщицей без свидетелей. Конечно, можно было бы прийти перед самым обеденным перерывом, но тогда девушка наверняка торопилась