Читать книгу - "Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов"

действий, решил делать хоть что-нибудь, — Давайте-ка побыстрее изымем ваш багаж да покатим ко мне.

Багажа, как выяснилось, было совсем немного — большая дорожная сумка, которая на языке тех времен почему-то называлась спортивной, принадлежащая Салливэну, да атташе-кейс московского друга Хазарова.

Относительно новые — со времени приобретения прошло три года — “Жигули” Хазарова должны были более или менее достойно представить высокую встречающую сторону.

— Куда сначала поедем? — спросил Хазаров, обращаясь к московскому приятелю по фамилии Погребцов, но при этом ежесекундно поворачиваясь к иностранному гостю. — Конечно, по всем правилам национальной гостеприимности следует ехать ко мне домой, где водка прокисает, но больно уж хочется мне показать вам свой улов.

Погребцов, широко улыбаясь, стал излагать гостю хазаровские проблемы на довольно сносном английском.

Салливэн изъявил желание сначала поехать “In Laboratory”, чем явно обрадовал Хазарова и обескуражил эскорт. В целях экономии “жучки” на автомобиль Хазарова установлены не были — сейчас иностранцы в Союз потоком хлынули, поди запасись на каждый случай подслушивающим устройством. “Жучки” и так уже стояли на квартире Хазарова — достаточно давно — и в номере-люкс “Интуриста”, заказанном для гостя — два дня. Тот факт, что поднадзорные поехали не в гостиницу и не домой к Хазарову, заставил комитетчиков обратиться по радиотелефону к непосредственному начальству. Непосредственное начальство велело продолжать наружное наблюдение.

“Жигули” Хазарова въехали на территорию мединститута, и “Волге” комитетчиков не оставалось ничего другого, как проследовать туда же. Вообще-то сам по себе такой факт подозрительным не выглядел — один из корпусов почти полностью занимала клиника, и визиты туда людей с положением и с деньгами были явлением распространенным.

— Н-да, — сказал комитетчик, сидевший за рулем “Волги”, — вроде бы накололись мы.

— Ничего особенного не произошло, — спокойно возразил другой. — Американцам в нашей медицине ловить не фиг. Это же не космос.

— Как сказать, — неопределенным тоном произнесла женщина, и ей никто не ответил — непонятно было, что она хотела выразить в этой фразе: то ли и в области космической науки и техники американцам уже ни к чему советские секреты, то ли в советской медицине существует нечто, способное привлечь пристальное внимание американцев.

***

Если женщина имела в виду тот факт, что в медицине, как в области балета, Страна Советов по-прежнему впереди планеты всей, то она, несомненно, заблуждалась — медицина Соединенных Штатов по мнению практически всех специалистов из самых разных стран уже перешагнула порог третьего тысячелетия, опережая время, как минимум, лет на тридцать.

Но если она имела в виду интерес Юджина Салливэна к тому, что делал Хазаров, она была права.

— Damn! — произнес Салливэн, едва взглянув на снимки, сделанные Хазаровым, и что-то спросил у Погребцова.

— Он интересуется разрешающей способностью твоего микроскопа, — улыбаясь, перевел Погребцов. Улыбался он иронически, потому что уже знал ответ на вопрос американского коллеги.

— Мы навечно обречены ковать блоху без микроскопа, — Хазаров нервно пожал плечами.

Погребцов перевел, Хазаров разобрал “bug”, то есть, насекомое и “microscope”. Салливэну шутка понравилась, он рассмеялся и тут же полез в свою сумку, откуда извлек сумочку поменьше, с застежкой-"молнией". Фотографии, которые Салливэн извлек уже из маленькой сумочки были похожи на фотографию, которую показал Хазаров. Разница, в основном, заключалась в качестве исполнения — так фотографии профессионального репортера отличаются от любительских фото.

Но Салливэн обнаружил и еще одно несходство.

— Mutation, — сказал он, положив рядом со снимком Хазарова один из своих снимков.

— Точно, мутация, — сразу согласился Хазаров.

***

Троим комитетчикам не пришлось ждать своих подопечных слишком долго. Не позже, чем через полчаса те вышли из здания института и направились к “Жигулям” Хазарова.

Записи разговоров, сделанные с помощью портативных микрофонов, установленных на квартире Хазарова, позволили сделать вывод, что объектом совместного интереса Хазарова, Погребцова и Салливана являлся некий вирус, который ранее был обнаружен американскими учеными, а позже тот же вирус или его разновидность был открыт ученым из Южнороссийска. Насколько можно было понять из достаточно отрывочных фраз (отрывочность объяснялась то ли тем, что собеседники, являясь узкими специалистами, понимали друг друга с полуслова, то ли тем, что американский гость захмелел уже после второго тоста, а всего тостов комитетчикам удалось насчитать, как минимум, десять). Этот вирус не представлял собой некую разновидность СПИДа, хотя вроде бы и оказывал нехорошее воздействие на иммунную систему организма человека.

Не позже, чем через час после того, как была сделана запись, она легла на стол начальника областного УКГБ.

— Что же, доверяй, но проверяй, — резюмировал тот, прослушав запись. — Не СПИД и то хорошо. Выходит, этот сходняк у них что-то типа “Врачи без границ”. Раз у американцев хватает денег на такую ерунду, пускай себе катаются. Вирусы, мутации, экология — нам эти проблемы решать не по средствам, у нас один Чернобыль все жилы вытянет.

Но не все отнеслись столь же равнодушно к факту обнаружения экзотического вируса. Вечером того же дня сотрудник областного управления КГБ, занимавшийся записью разговора на квартире Хазарова, посетил в гостинице мужчину лет пятидесяти, с которым он познакомился три дня назад. При знакомстве мужчина предъявил удостоверение полковника госбезопасности, объяснил, что прибыл он сюда в связи с предстоящим визитом Салливана, Полковник — фамилия его была Канищев — велел капитану Лукашову, то есть, сотруднику областного У КГБ, об их контакте никому не говорить, в том числе и своему непосредственному начальству. Канищев сообщил, что он представляет спецотдел Второго главного управления, то есть, контрразведки внутри СССР.

В связи с конкретным делом по Салливэну возникла потребность проконтролировать работу всех подразделений КГБ, которые будут “вести” американского гостя — так сказал полковник Канищев. Он прослушал запись беседы на портативном магнитофоне, имевшемся у него, одобрительно кивнул, пожал Лукашову руку, немного расспросил о службе — то есть, не конкретно о делах, которыми занималось в данное время облуправление и капитан Лукашов в частности, а о том, как он ладит с начальством, как у него с жильем.

На прощание полковник продиктовал Лукашову два московских телефонных номера — по этим номерам капитан мог позвонить, если у него возникнет потребность.

Капитан позвонил через два дня. Официальный мужской голос осведомился, кто именно спрашивает полковника Канищева и откуда спрашивающему известен номер телефона. Лукашов объяснил.

— Полковник Канищев в данное время находится в командировке, — сообщил официальный голос.

***

Человек, показывающий Лукашову удостоверение на имя полковника Канищева, в это время уже находился в Москве. В обычной квартире обычного дома на Юго-Западе он внимательно слушал магнитофонную запись вместе с двумя другими мужчинами — тоже средних лет, как и он, и такими же серьезными