Читать книгу - "Пока играет флейточка - Николай Федорович Иванов"

Рязанью, от обладателя зайца с прибытием на фронт не пахнет, но это ещё хуже для подчинённых.

Майор, как и положено в армии, тронул подчинённых сам:

– Дома́ не обстреливать!

Ближайшее село отделяли две лесополосы, нашпигованные хохлом и изрытые укреплениями, пехоте до него ползти и ползти, но психолог посчитал нужным дополнительно пригрозить:

– Я сказал!

Побарабанил пальцами по затылку автомата, поправил на карабинчике потерявшего в переездах стеклянный глаз зайца. Прошептал: «Эх, Украйнушка» и пошёл дальше по траншее. Отфутболил попавшуюся под ноги банку из-под окопной свечи, обернулся на сержанта: мне, что ли, наводить в твоём хозяйстве порядок? На войне цивилизация в большинстве своём складывается из нор, окопов и блиндажей, но обустраивать для жизни надо и их. Закон хлебопашца: завтра помирать, а рожь сей.

Маадыр не погнушался убрать за морпехами отслужившую посудину, улёгся на освободившееся после майора место, огляделся. Поле перед окопами припорошено снегом, гуще по бороздкам прошлогодней пахоты. Три водяные проплешины в низинах блестят льдом. Это у них в Туве снега ещё по колено, а тут первый же солнечный день ухватит весну за хвост. Распутица для солдата вообще-то благодать, в атаку не ходить, война переходит к артиллерийским дуэлям. В этом своя выгода: освободившиеся снарядные ящики идут и на лежаки, и на тумбочки, и на укрытия, и на растопку. Главное, выцыганить у пушкарей тару в числе первых. В ненастье и не всякая «птичка» поднимется в небо…

– Что начальство? – поинтересовался более конкретными вещами Ничей.

Новостей от командиров до сержантского уровня доходит с гулькин нос, они отсекаются от лишних ушей на батальонных, ротных и взводных подступах, и Маадыр лишь кивнул в сторону врага:

– Быть готовыми. Слушай, а ты чей всё же будешь? Не для протокола. Интересно и… на всякий случай.

Последняя фраза на войне слишком конкретна, но Ничей, потерев в раздумье шрам, тем не менее согласился поделиться биографией:

– Поволжье, – обозначил место проживания, но ткнув в белый свет как в копеечку: того Поволжья – пять Германий, а в дельте Волги ещё три Прибалтики утонут, даже не успев подать сигнал «SOS». – Я просто дал слово директору завода не светиться.

– С чего такие тайны?

Ничей скосил глаз на сержанта, перевёл взгляд за ствол пулемёта. Игры в секретность, если и были, кончились. Пора и впрямь кому-то доверять тайны. На тот самый «всякий случай», которых на войне, как блох на собаке.

– Завод наш оборонный, но по каким-то причинам не попал под санкции. А половина машин в цехах зарубежные. Если узнают, что рабочие пошли на СВО, спохватятся, перекроют кислород. А это запчасти. Оно нам надо – останавливать производство во время войны?

Ответа не требовал, продолжил сам:

– Наших заводских уже двое погибло. Хоронили без памятников и салютов. Вроде обидно, в городе многие недовольны замалчиванием, наиболее рьяные патриоты внесли руководство завода в число ждунов. Но, как говорится, есть у Родины тайны, которые умирают вместе с солдатом. Так что всё для блага Отечества, даже в ущерб репутации. Я так понимаю.

– Но у тебя наверняка бронь от мобилизации, раз на оборонку работал.

– А я сам пошёл. Деньжат поднакопить.

Хотел что-то добавить лукавое, уже и глаз прищурил, но раздумал. О слишком серьёзном только что говорили, не низвести бы государственные дела до солдатских баек.

Однако удерживать новость в секрете оказалось сложно, вокруг и впрямь слишком много пустых гильз, словно облачивших бруствер в бронежилет.

– Вообще-то я сирота. Это как бы моя национальность.

– Не замечал раньше жадности у сирот.

– Ещё какая! В интернате, где рос, крыша прохудилась. Вот заработаю – и залатаю…

Улыбнулся: обманули дурака на четыре пятака!

В траншею сзади просыпалась земля, вслед за ней на «ноль» спрыгнули взводный, бородатый комбат морских пехотинцев с шевроном Спаса Нерукотворного на бронежилете и облачённый в новенький, ни разу не стиранный, камуфляж офицер с мелькнувшими орденскими колодочками под распахнутым бушлатом. Наградами в окопах никого не удивить и не испугать, значит, из числа гастролёров, желающих отметиться на войне, взять справочку и улизнуть обратно в Москву получать медаль участника спецоперации.

Гастролёр привычно вскинул бинокль полюбоваться пятикратно увеличенными пейзажами. Переместил его на две риски в зеленоватых иллюминаторах вправо от пикапа. И тут же заорал:

– К бою!

Морпех схватился за свои окуляры, но обзор перекрыл разрыв «польки» – бесшумного польского миномёта. Бутоны, словно подземные гейзеры, один за другим стали вырываться из ближней водяной проплешины. Бойцы втянули головы в плечи, став похожими на тех самых черепашек, упомянутых ефрейтором.

– Подловили, гады. Срисовали, – морпех бросил ствол автомата на рогатину, воткнутую в гребень бруствера. Аккуратисты эти морячки, обязательно надо им уложить оружие на блюдечко с голубой каёмочкой, лень протереть после боя. – Ждали, ждали пересменку.

В промежутках между миномётными разрывами на подмогу командиру подкатился Ветер. Передёрнул затвор перепаханной шрамами ладонью:

– Эх, пальцы как карандаши. Ни за горло гадов не схватить, ни за грудки.

– В укрытия! – прокричал вправо-влево морпех, предполагавший, что «мобики» должны были это сделать при артобстреле сами, без понуканий. Ведь чему-то же должны были научиться в Рязани!

Больше всего команде обрадовался Брусникин, с которого снималась ответственность за начавшийся бой. Счастье, что моряки не успели уехать! Они знают, откуда что ждать. Что делать. А он взамен отремонтирует их колченогий уазик, не из такого фарша после аварий конфетки в мастерской делали…

Мины, не найдя для себя ничего вкусного в чистом поле, переместились к траншее, принялись топтаться по ней грязными сапожищами с высокими мушкетёрскими ботфортами разрывов. Но ходы сообщения для того и роются загзагами, чтобы даже шибко умные польские дурочки не могли заслать сватов к суженым-ряженым, на войну снаряженным. Особо настырные осколки летели к бойцам даже в «лисьи» норы, стучась в дощатые дверцы. Да только зачем непрошеные гости закоренелым холостякам, на венчание со смертью не согласным?

На зазывный стук вылез лишь гастролёр, оказавшийся в одном закутке с Синяком. Гранатомётчик не то что выпихнул своими ножищами лишнюю душу, но, получивший очередной удар коленом под рёбра, залётный гость в паузе между разрывами сам псом из конуры вышмыгнул на волю.

Похоже, вовремя: оставленный в наблюдателях сталевар забыл про оружие, заторможенно глядя на лесополку. Из неё веером раскладывались козырными тузами по полю, как по игровому столу, пикапы. Подмёрзшая землица походила на панцирь крокодила и держала вес машин, не давая увязнуть в грязи. Аллюр, два креста! Тактика, отработанная ещё Петлюрой и батькой Махно в гражданскую – вклиниться между соседними батальонами, промчаться по тылам, сея панику. А следом – удар основными силами.

– Дай! –