Читать книгу - "Ученик доктора Менгеле - Роберта Каган"

в гетто, приход весны оказал на нее то же действие, что и всегда. На деревьях раскрывались почки, крошечные стебельки травы пробивались сквозь камни тротуаров, стремясь к свету, светились золотом одуванчики, а в воздухе пахло землей и тающим снегом. От всего этого ее сердце пело, наполняясь надеждой и ощущением счастья.

Однако Герман в последнее время перестал появляться в кафе. Руфь пребывала в мрачном настроении. Она больше не приносила домой запасы теплых свитеров. Шошане хотелось спросить подругу, что произошло между ней и Германом, но она не осмеливалась. Руфь была сама не своя. Не хотела петь. Вместо этого она сидела дома и позволяла Шошане работать в кафе вместо нее. Когда Шошана возвращалась, Руфь сидела тихо, и если она задавала подруге вопросы, та выходила из себя и начинала кричать. В конце концов, не в силах это выносить, Шошана обратилась к ней:

– Я вижу, тебя что-то тревожит. Я могу тебе помочь?

Руфь не ответила. Только покачала головой.

Потом как-то вечером, когда Шошана и Руфь сидели за столом в их квартире и глядели на светлячков, порхающих за окном в переулке, Руфь сказала:

– Я ему надоела.

– Герману?

– Естественно. Кому же еще? – рявкнула Руфь. – Впервые в жизни мужчина устал от меня до того, как я устала от него. Я чувствую себя преданной. Я потеряла свою привлекательность. Ты хоть понимаешь, что это означает?

– Даже не знаю, что сказать. У меня никогда не было любовника, – сказала Шошана. Она всегда первая бросала своих мужчин. Ее чувства задеты, потому что Герман ушел от нее. Когда-то это должно было случиться. Но как ей это объяснить? Я не могу сказать этого вслух. Она просто разозлится и набросится на меня.

– Знаешь, что надо делать, когда тебе нечего сказать? Так вот знай. Просто сиди и молчи, – прорычала Руфь злобно. Потом крепко обхватила себя обеими руками.

Повисла пауза. Наконец, Шошана сказала:

– Руфь, пожалуйста, послушай меня. Ты такая красивая девушка! И не только красивая, но еще и талантливая. Очень талантливая. Тебе не нужен никакой немец. Любой мужчина будет счастлив быть с тобой. Жениться на тебе.

– Жениться на мне? Кто сказал, что я хочу замуж? Что я вообще хочу какого-нибудь мужчину? Мне нравилось иметь любовника-немца. Герман давал мне то, до чего нищим евреям тут в гетто никогда не дотянуться своими грязными ручонками. Они ничто для меня по сравнению с ним.

Шошана замолчала. Больше сказать было нечего. Зачем и пытаться? Руфь все равно не станет слушать.

В невыносимо жарком июле Юденрат оповестил всех, что в центре гетто пройдет собрание, на котором все должны присутствовать. Оно было запланировано на следующий понедельник. Шошана и Руфь пошли вместе. Когда они прибыли, один из членов Юденрата, мужчина средних лет, раньше работавший адвокатом, приветствовал собравшихся, поднявшись на трибуну.

– Спасибо, что пришли, – обратился он к обитателям гетто. – У меня для вас хорошие новости. Скоро здесь все изменится. Конечно же, к лучшему, – добавил он, улыбаясь. – Спешу вас порадовать: вам предоставляется возможность сесть в поезд и поехать в трудовой лагерь, где вы получите важную работу. А поскольку вы станете ценными для нацистов, раз выполняете важную работу для них, то, когда вы приедете в лагерь, вам выделят прекрасные пайки и жилье. Что еще лучше, поскольку немцы нуждаются в ваших услугах, то на вокзале, перед отправкой на поезде в лагерь, вам будут выдавать хлеб с мармеладом в знак доброй воли.

Толпа радостно закричала. Член Юденрата улыбнулся и помахал рукой, потом дал знак замолчать. Когда толпа затихла, он продолжил выступление:

– Немцы хотят, чтобы мы приносили больше пользы. Сейчас, в нашем нынешнем положении, мы обуза для германской экономики. Те из нас, кто сядет в поезд и согласится на работу, получат привилегии от нацистов. Их жизнь станет гораздо лучше, – пообещал он.

Шошана отнеслась к его словам скептически. Но Руфи идея понравилась. Поскольку ее сердце было разбито из-за разрыва с Германом, ей хотелось уехать из гетто и начать все с чистого листа где-нибудь в другом месте.

– Это же идеальная возможность вырваться отсюда, – сказала Руфь. – Я готова поехать.

– Не стоит принимать поспешные решения. В конце концов, Руфь, это место мы знаем. Здесь есть кафе, куда можно пойти, где мы поем. Мы знаем наших посетителей. Если мы уедем, кто знает, где мы окажемся. Там может оказаться хуже, чем здесь, – предупредила Шошана.

– Мне все равно. От гетто меня уже тошнит. Не могу больше выносить эту вонь, болезни, недостаток продуктов. Я все это ненавижу, – скривилась Руфь.

Шошана посмотрела подруге в глаза.

– Ты уверена, что хочешь поехать?

– Да, уверена.

– Не знаю, хорошая ли это идея. Мне страшно, куда нас отправят. Что, если тебе не позволят петь? Вдруг отправят на другую работу?

– Ты просто маленькая дурочка. Зачем им это делать? Я певица! Знаменитая певица. Я буду петь их дурацкие немецкие песни. Я все их знаю. Им понравится.

– Ты не можешь знать наверняка… – начала Шошана.

– Иногда ты действуешь мне на нервы! – воскликнула Руфь. – Ну куда, по-твоему, нас могут отправить? В какое-нибудь место, где для нас есть работа. Я певица. Они будут использовать мой талант. Что касается остальных, наверное, они и правда нужны для работы. А я – для развлечения. Это моя работа. Раз евреи понадобились немцам, с нами наверняка начнут обращаться куда лучше. Разве это не разумно?

Шошана терпеть не могла, когда Руфь разговаривала с ней свысока. Однако приходилось признать, что ее мнение обоснованно. Шошана кивнула.

– Ладно, – сказала она. – Если ты поедешь, я поеду с тобой. Вот только я сомневаюсь, что ты будешь певицей.

Руфь улыбнулась.

– Предоставь это мне. Я знаю, как добиться своего от любого мужчины. Я получу, что захочу, когда мы приедем в лагерь. Вот увидишь. Я готова ехать. Мне кажется, это здорово.

Руфь сказала всем в кафе, что планирует уехать на поезде. Ей нравилось слышать, как ей говорят, что будут по ней скучать и что в гетто без нее будет совсем по-другому.

Следующий поезд должен был отправиться в среду. Шошана пошла с Руфью в Юденрат, чтобы их имена внесли в список уезжающих. Когда они стояли перед членом Юденрата, который записывал их на следующий транспорт, Шошана заглянула в бланк, который он заполнял. Она увидела там имена своих родителей и сестер.

– Пан, – сказала она почтительным тоном, указывая на фамилию своей семьи на бумаге, – вы не могли бы устроить так, чтобы я уехала с тем же поездом, что и эти люди?